Конкурс

[Minekura]

Фанфик

Название: Саюковестерн
Автор: Dr. Noname
Фэндом: Saiyuki
Бета:  Айа-сан
Жанр: вестерн (сиречь получается некоторое AU)
Рейтинг: PG-13 за кровищу и всетакое.
Описание: Перестрелки, ковбои, тупые шутки и море оос
Дисклеймер: это, конечно, Ее, но Она о моем существовании не знает *аццкая сотона*
Примечание: писано для  Коробка со специями, и я очень надеюсь, что не обидел богиню, вывесив это без ее разрешения, хн
Индейцы.
- Ох и сколько же их было-то? Устаааал… твою мать сыру-землицу, мартышка, ты хрен же делаешь, трупоед?!
В ответ прилетела массивная зажигалка, которую Годжо машинально поймал, повертел в пальцах и сунул в карман.
- Не трупоед, а мародер. Это раз, - сладким голосом откликнулся Гоку. – О, печенюшка! И не мародер, а великий вождь Сун Укун. Это два.
Он оборачивается – и Санзо случайно выплевывает окурок, который тут же ловит в заботливо подставленную пепельницу Хаккай.
Кровью убитого юкая Гоку изобразил на щеках алые полоски и точку на лбу – видимо, плохая пародия на Санзо-сама.
- Что уставились, бледнорожие? Говорю же, я великий вождь Сун Укун!
- Ублюдок ты, - цедит сквозь зубы Годжо. – Иди умойся. Ты похож на…
- Заткнись, нечестивый сын белобрюхой лягушки, зачатый посреди болота. Иначе твой скальп будет болтаться у меня на поясе!
Гоку изображает удар Нюйбо.
Милый, милый маленький Гоку, кто тебя научил бить на поражение?
- В морду дать? – мирно предлагает ханъе.
- Пошел ты, - так же мирно отвечает Гоку и переходит к следующему трупу. До троих в джипе доносится жизнерадостный вопль:
- О, печенюшка!

Кактусы.
В смысле, лотосы. Цветут себе, благоухают, лепесточки подрагивают на ветерке, бабочки опыление совершают. So great!
А на бережку пруда Всемилостивейшая и Прекраснейшая дерет в неприличной позе Джирошина.
Шутка, конечно.
Бодхисаттва сидит, скрестив ноги в лодыжках, а на лодыжках браслеты – звяк-звяк.
So hot.
И подпирает щеку рукой, а на запястье – тоже браслеты. Звяк-звяк. И ногти длинные, острые.
So dangerous…
- Я не понял, - говорит Бодхисаттва низким раздумчивым голосом. – Что они делают?..

Салун.
- Знаете, девочки… - доверительно говорит им Бармен. – Вы четверо самых дебильно одетых придурков, что я видел, а видел я немало.
И слазить бы на рожон, посмотреть – а как там? – но лень, и Годжо только бурчит, что здесь наливают самое паршивое виски, что он пил, а пил он немало.
Хаккай вообще на Бармена не смотрит. Он смотрит на Санзо.
Санзо же смотрит на револьвер. Долго так смотрит, пристально, задумчиво…
А потом поднимает его и стреляет не глядя.
Хаккай делает вид, что слова: «Хоть ненадолго…» - ему послышались.
А где-то за дальним столиком какой-то забулдыга некрасиво падает лицом в тарелку, а сбитая шляпа красиво падает на пол.
В шляпе дырка.
- Прикольно, - говорит великий вождь Сун Укун. В его волосах вороньи перья, и голос тоже какой-то хриплый.
Каркающий.
А на небольшой сцене зажигательно машет ногами большеглазая красотка, и у мужиков разбегаются глаза, куда смотреть?! То ли на подпрыгивающую высокую грудь, то ли на выглядывающие из кружев округлые бедра.

Ковбои.
Санзо меряет шляпу. Ту, которая с дыркой. С отвращением косится на забулдыгу. Тот сладко посапывает, даже, кажется, пытается носом играть старинную ирландскую песенку «Зеленые рукава».
И Хаккай все еще не слышит этих слов: «Хоть ненадолго…»
- Сан-чан, сними немедленно и не показывай никому! – Годжо в показном ужасе закрывает лицо ладонями.
А потом в окно заходят юкаи.
Их старшой несколько секунд обалдело таращится на человека, который от шляпы до лба – ковбой, а ниже уже буддийский монах.
- Во дебил, - зашептались юкаи, и Санзо невыносимо понтовым жестом поправляет шляпу – дулом револьвера. Из тени опасно горят лиловые глаза, и Хаккай честно не слышит бормотания: «Велика, зараза…»
- Санзо-икко, - зашептались юкаи – с теми же интонациями, что и в первый раз.
- Ну ни хрена ж сходили за хлебушком… - сказал старшой голосом обиженного мальчика и опрокинул ногой стол.
Большеглазая красотка на небольшой сцене ожидаемо взвизгивает, но бежать-спасаться не торопится.

Кактусы.
А кактусы в садах Всемилостивейшей не растут.

Ковбои.
- Эх, хорошо-то как! – со слезами в голосе воскликнул какой-то мужик, и словно по этому сигналу полетели на пол столы, стулья, образуя укрытия с окошечками, на одну персону. И засвистели над головами пули и почти невидимые острые лучи ки, и мягко застучали гильзы о посыпанный опилками пол, и вился пороховой дымок в солнечных лучах, льющихся через отверстия в стенах.
So cool!

Индейцы.
С одной стороны – юкаи, с другой – Санзо, Хаккай и местные приблуды.
А посредине злой Гоку, великий вождь Сун Укун. Лихие ребята-ковбои и плохие ребята-юкаи даже на мгновение прекратили перестрелку, потому что грешно это – в дите неразумное палить, но дите только оскалилось зло и размозжило кому-то из доброхотов голову.
И сразу, в одно движение – красные полоски на щеках и точка на лбу. Плохая пародия на Санзо-сама, видимо.
Короче, через секунду ковбои и юкаи слаженно палили в одного пацана, а великий вождь Сун Укун, похоже, развлекался от души.

Салун.
Годжо всегда считал себя самым нормальным из этой компании. Поэтому в веселье не полез, тем более что у него на плечах была голова, а не раскрашенная кровью тыковка, как у некоторых великих вождей. Махать сякудзе в помещении… Да, не смешно.
Годжо полез к Бармену под стойку, прихватив с собой одного раненого юкая для компании. Юкай орал и матерился, пока Бармен не сунул в клыкастую пасть ту тряпочку, которой полировались стаканы, и тогда стало совсем уютно.
Разлили по маленькой, и Годжо признал, что виски очень неплохое, а Бармен припомнил, что видел парочку еще более дебильно одетых придурков, а Годжо рассказал, что это они так развлекаются, а потом Сан-чан все оплатит, потому что Сан-чан богатый. А Бармен сказал, пустяки, он сам давно так не развлекался, и достал из загашника двустволку.
Девица на сцене снова взвизгнула – как-то безголосо – и поползла за ближайший стол.

Ковбои.
Хаккай прижимался к плечу Санзо и честно не слышал ничего из-за револьверной пальбы. А к его плечу прижималась большеглазая, щекотно дышала в ухо, которое с лимитерами.
Хаккай думал, что танцующие девушки – это очень красиво. Девушки в кружевах – это красиво. А еще в этой белой ажурной пене так легко спрятать стилет. Да-да, тот самый, что сейчас прижимается к его шее, пониже уха, которое с лимитерами.

Шериф.
Когайджи ни за что в жизни не нацепил бы на грудь значок в виде пентаграммы, если бы не сияющие глаза Лирин («Братец, ты выглядишь мега-круто!»). Пришлось сделать вид, что пофиг на следящие чары.
Когайджи ни за что в жизни не стал бы открывать дверь ногой, если бы не см. выше. («Братец, у тебя это так мега-круто получается!»)
Когайджи ни за что в жизни не пустил бы своего фармацевта танцевать канкан, но фармацевт сияла на него глазами, выдыхала на разные лады его имя и все равно поступала по-своему.
Итак, Когайджи зашел, открыв пинком дверь, и еле успел пригнуться от шальной пули.
Нда, сегодня точно не его день…
- Яонэ! – взревел принц юкайский не своим голосом.
Все притихли.

Кактусы.
На кактусах гадать неудобно, так что лотосы, конечно же, лотосы. Лепестки глянцевые, бело-розовые. Сбудется-не сбудется, чет-нечет.
Бодхисаттва сидит, скрестив ноги в лодыжках, обрывает лепестки и пускает их по ветру. Красивая, чернокудрая, голос с хрипотцой, задумчивый. So mysterious!
- Сломается.
Лепесток кружится, подхваченный зефиром, или что там веет в садах Прекраснейшей, опускается точно на макушку Джирошина.
- Не сломается.
Лепесток прибит к земле.
- Сломается. Не сломается.

Шериф.
- Да, Когайджи-сама! – Яонэ подпрыгивает, чтобы шеф скорее заметил ее, хотя не заметить эту грудь в толпе мужиков было бы… странно.
Стилет, тем не менее, по-прежнему прижимается к шее Хаккая, но пока Яонэ отвлекается на начальство, Хаккай осторожно, двумя пальцами, берется за лезвие – и резко гнет его почти под прямым углом.
Яонэ красиво хлопает ресницами.
- Хаккай-доно… нечестно же…
И Хаккай изображает виноватую улыбку и мастерски не слышит, как Санзо ворчит: «Вот шлюха-обломщица!»

Индейцы.
Гоку вопит не своим голосом, когда понимает, что веселье закончилось. Отсвечивающий полуденным солнцем взгляд обегает помещение, пытаясь выявить виновника.
Ну и находят одного такого, со значком в виде пентаграммы, от которого несет магией так, что великий вождь только сплевывает сквозь зубы.
Его плевок поддерживает Бармен, которому так и не удалось пустить двустволку в ход.

Шериф.
Когайджи еле успел подставить под удар ножку стула, так кстати валявшуюся рядом – иначе лежать бы ему да побулькивать кровью из остатка головы.
So ugly!
- Сон Гоку, - процедил принц юкайский. Впрочем, проскользнула, проскользнула в голосе некая неуверенность…
Великий вождь зарычал в ответ, отбросил в сторону Нюйбо и вознамерился цапнуть Когайджи зубами. Желательно за горло, желательно насмерть.

Ковбои.
- Когадйжи-сама! – взвизгнула Яонэ – впервые за этот вечер с чувством. Короткий горящий взгляд на Санзо и Хаккая.
- Как вы можете сидеть так спокойно?! Этот ваш… хищник явно не в себе!
Санзо лениво чиркает зажигалкой, и Хаккай определенно не слышит, как Тридцать первый бормочет: «Сами виноваты».

Салун.
Годжо стряхнул стекла с барной стойки, удобно устроил на ней локти и отхлебнул еще виски. Вот теперь можно было бы и вмешаться, долбануть обезьяна по голове сякудзе, чтобы не изображал больше пережравшего мухоморов ярла.
Однако даже со своего места Годжо видел – здесь не его угодья.
- Сан-чан, - позвал Годжо. Монах не среагировал, но ханъе был уверен – слышит. – Сан-чан, у великого вождя трещина на лимитере.

Кактусы.
- Самое распространенное растение пустыни, шесть букв.
- Кактус, Босацу-сама.
- А я уже написала лотос.
- В слове лотос пять букв.
- Я закрасила клеточку. Сломается.
Последний лепесток красиво покачивается на поверхности прудика, пока из глубин не поднимается большой карп. После этого – только круги по воде.

Индейцы.
Лимитер – очень прочная штука. Очень. Она может столетиями сдерживать силу юкая… но не тогда, когда тебя каждодневно лупят по голове – то веером свои, то корявыми дубинами чужие. А иногда свои в тебя даже стреляют, и пуля, наткнувшись на преграду из небесного металла, конечно, рикошетит, но след остается.
Такие вот дела.
И великий вождь Сун Укун с красными полосками на щеках и алой точкой на лбу смотрел стрелочными зрачками на Когайджи и пытался добраться до его горла.
А Принц дрожащими от напряжения руками старался удержать клацающие клыки подальше от себя, мечтал призвать прямо в раскрашенную морду Энгокуки, а потом великий вождь коротко и кротко улыбнулся, легко подался вперед, и мир вроде как кончился.

Ковбои.
Санзо встал так резко, что шляпа опять сползла на глаза.
- Я ведь немногого просил, - с расстановкой произнес монах, сдвигая ее на затылок. – Всего-то отвлечься. Хоть ненадолго. Гоку!
Ноль реакции, обезьян упоенно вгрызается в плечо Когайджи, брызгая кровью. Санзо покосился на Хаккая. Тот шепотом подсказал:
- Сун Укун.
Глаза у Санзо сделались пурпурные.
- Укун! – рявкнул он.
Великий вождь повернул голову. Перья в волосах топорщились, и по ним танцевали золотые искорки.
- Какого черта? – спросил великий вождь каркающим голосом.
Зрачок – как царапина на радужке. Как трещина на лимитере. Когайджи выбирает этот момент, чтобы трепыхнуться. Великий вождь в ответ запускает пальцы прямо в рану, и Яонэ сдавленно охает и белеет так, что глаза кажутся дырами на лице, а Когайджи выгибается так, что трещит позвоночник.
- Санннзооо… - Сун Укун склоняет голову к плечу.
So infernal!
И Санзо говорит:
- Достало.
И Санзо говорит:
- Макаи Тен…
И Санзо не успевает договорить, потому что великий вождь рванулся вперед, продрал когтистой лапой ткань хои, и ткань майки, и верхние слои кожи.
А потом Годжо врезал Сун Укуну по затылку – прямо сякудзе, не жалея.
Золотые глаза закатились.
Годжо помог Тридцать первому сесть, а Яонэ дрожащими пальцами держала края раны Когайджи, пока ладони Хаккая щедро выплескивали целительную энергию.
- Давай, Сан-чан, давай, - мягко сказал Годжо. – Снимай свою дурацкую шляпу, тебе не идет. Вот, давай руку. И на лоб обезьяне ее, ладонью. Ну, что делать, соображаешь?
- Хоть ненадолго, - плюнул Санзо своей мечтой в сторону, и из-под окровавленной ладони выбилось золотое сияние.
Великий вождь Сун Укун надолго отправился обратно к Маниту.

Женщины.
- Хаккай-доно, я очень благодарна за Вашу помощь, - кланяется Яонэ.
- Не за что, - кланяется Хаккай.
- Только благодаря Вам Когайджи-сама вернется живым, - кланяется Яонэ.
- Это замечательно, - кланяется Хаккай.
- Но прошу меня простить, я не могу оставить все так, - кланяется Яонэ. Голос у нее – как у маленькой девочки.
- Понимаю, понимаю… - Хаккай замирает, лишь слегка склонив голову.
И получает по лицу изящной ручкой – удар выбивает кровь из губ.
- На закате. Любой из вас, - чеканит Яонэ.
Она легко подхватывает принца за талию, вырывает у кого-то из офигевших мужиков револьвер и уходит. Красиво уходит, чеканя шаг.
- Ярэ-ярэ, - говорит Хаккай, потирая щеку.

Кактусы.
- «Природа, природа! – подумал Ёжик, слезая с кактуса». – Всемлостивейшая хохочет, расплескивая сакэ из изящной пиалы. – Дошло, Джирошин? Кактуса! Аха-ха!
Джирошину не смешно, ему не наливали.

Салун.
Столы расставили, мужики поблагодарили за развлекаловку и разошлись, день повернул к вечеру. Бармен сметал осколки-обломки, насвистывая старинную ирландскую песенку «Зеленые рукава» и иногда вслух жалея, что нет у него губной гармошки, чтоб душевней получилось.
Гоку дрых, свернувшись в клубок рядом с Санзо. Санзо надвинул на глаза шляпу и вымокшим в виски рукавом оттирал с лица своей ручной мартышки знаки великого вождя.
- Драться с женщинами? – Годжо поднял руки. – Без меня, пожалуйста. Она слишком милая, и у нее грудь подпрыгивает при ходьбе, ты видел, Хаккай? Вверх-вниз, вверх-вниз… И вообще, она к закату уже остынет, говорю вам. Она же не из породы амазонок!
- Хн, - сказал Санзо.
- Он говорит, - перевел Хаккай, - что он бы с удовольствием пристрелил эту… Санзо, ну нельзя так про девушку! Но он ранен, устал и недоволен, что ему прервали развлечение, а он так мечтал хоть ненадолго не ехать на запад…
- Заткнисьубью, - буркнул Санзо.

Ковбои.
- Ара? – Хаккай, забавно моргая, повертел головой. – В смысле, остался только я?
Годжо хлопнул его по плечу.
- Даже не парься! Говорю тебе, цыпленочек остынет к закату, прорыдается над телом принца и улетит в алую от закатных лучей даль, погрозив на прощание кулачком.
- Годжо, - говорит Хаккай, ласково улыбаясь. – Не пей сегодня больше.
Вслед за этим столь же ласковая улыбка адресуется Тридцать первому.
- Санзо, ты не мог бы одолжить мне Шоуреджу?

Закат.
Летом темнеет достаточно поздно, и на башенке с часами – без пятнадцати десять.
Яонэ просто возмутительно хороша в клетчатой рубашке, завязанной под грудью, и возмутительно серьезна.
- Я рада, что пришли именно Вы, Хаккай-доно, - кланяется она, и собравшиеся зрители, преимущественно мужского пола, вытянули шеи, стараясь не упустить ничего.
- У меня не было выбора, - кланяется Хаккай.
- Простите, что я Вас так напрягаю, - кланяется Яонэ.
- Ничего страшного, - кланяется Хаккай. – Как здоровье Когайджи-кун?
- С десятым ударом стреляем, Хаккай-доно, - кланяется Яонэ.
- Хорошо, хорошо. – Хаккаю поклониться не дал Годжо в черной куртке поверх синего жилета.
- А меня в гробовщики определили, - весело говорит он. – Я должен снять мерки… ну, все поняли, зачем. И твои мерки, дружище, я до сих пор помню, я ведь тогда их с тебя тоже снимал… На всякий случай.
- Ты такой заботливый, - ласково улыбается Хаккай.

Женщины.
Когда Годжо надвигается на нее, Яонэ стоит, опустив глаза. Когда Годжо с шутками-прибаутками опускает руку ей на плечо, она практически в тот же момент опускает свой сапожок на его ботинок.
- Понял, - хрипит Годжо и, хромая, мирно отваливает.

Первый удар.
Часы на башенке начинают бить, и разом затихает все – переругивания среди зрителей, и даже, кажется, ветер.

Кактусы.
- Джирошин, а перекати-поле, это кактус?
- Понятия не имею, Босацу-сама, - вздыхает Джирошин. Он подозревает, что кактусы в садах Прекраснейшей все же будут.

Десятый удар.
Яонэ сидит на земле и смотрит злыми глазами с вытянувшимся зрачком. Правая рука залита кровью, чужой револьвер все еще в кобуре.
Хаккай стоит, смущенно улыбаясь. Руки его пусты.
И тишина. Никто не успел заметить, как улыбчивый-зеленоглазый выхватил револьвер, выстрелил и тут же спрятал его обратно.
- Аха-ха, - то ли вздыхает, то ли посмеивается Хаккай, кланяясь. – Простите, Яонэ-доно, я не очень ловок в обращении с оружием.
- Вы целились в голову, Хаккай-доно? – давит из себя милую улыбку юкай.
- Я собирался промахнуться. Вы и в самом деле приняли эту дуэль всерьез? – Хаккай соединяет кончики пальцев. – Лучше позаботьтесь о Когайджи-кун, рана там все-таки опасная была…
- А мартышка не чистил зубы уже знаете, сколько? – встрял Годжо, за что заработал два совершенно одинаковых ледяных взгляда.

Все мужики – сво…
Джипа уже не видно за пылевым облаком. Яонэ смотрит на револьвер в своей руке, вздыхает, встает…
Почти разошедшиеся мужики сбегаются обратно, а Яонэ держит сползающую рубашку и думает, что Хаккай-доно сделал, оказывается, два выстрела. И что у Хаккая-доно паршивейшее чувство юмора…

Дикий, дикий запад.
Гоку дрыхнет на заднем сидении, Годжо рассматривает синяк от подкованного каблучка, Хаккай отражает моноклем последние лучи закатного солнца, а Санзо так и не нашел в себе сил расстаться с продырявленной шляпой.
И едет джип по пустыне, мимо салунов, ковбоев…

Кактусы.
…и кактусов.
So endless!

Название: -----
Пейринг: Санзо/Хаккай
Рейтинг: R
Жанр: слэш, кинк
Описание: Секс без прикосновений
Дисклаймер: это, конечно, Ее, но Она о моем существовании не знает *аццкая сотона*
Странная компания - если посмотреть на них со стороны. Двое орут и чуть на стол не лезут в попытке урвать друг у друга кусочек вкусного, а двое просто смотрят друг на друга пристальными тяжелыми взглядами. В ссоре?..

Взгляд Санзо - почти осязаем. И сейчас этот взгляд ласкает-облизывает тонкие пальцы Хаккая, которые начинают подрагивать... Едва заметно, но монах замечает и слегка ерзает на стуле.

Жарко.
Жарко от улыбки его фальшивой, от уголоков губ приподнятых... От пальцев его - на вид слабых, на деле же...
Санзо курит и представляет, как эти пальцы могли бы сомкнуться на его члене.
Жарко.

Холодно... Как холодно под напором лавандового взгляда. Как упоительно холодно! И немеют кончики пальцев, и застывает привычная улыбка. А прохлада лижет шею, чуть под рубашку только не лезет, и Хаккай чувствует, как твердеют соски и напрягаются мышцы живота.
"Ты это специально, Санзо?.. Конечно специально..." - Улыбка становится еще ласковее, еще мягче.
Чуть шевелятся пальцы, и импульс ки - слабенький настолько, что и муху не убьет - протягивается к Санзо.

Монах вздрагивает, когда теплое-вибрирующее ложится между ног.
- Жарко тут, - замечает он независимым голосом и спускает с плеч верхнюю часть хои.
- А по-моему, прохладно, - светски откликается Хаккай и без нужды поправляет шарф.
Импульс ки приходит в действие - гладит, чуть нажимает, ласкает, мучает.
Взгляд Санзо холодом лижет изгиб Хаккаевской шеи.
И не выдерживает монах, ставит локти на стол, и сигарета выскальзывает из разомкнувшихся губ. На фильтре кровь.
И видя это, откидывается на спинку стула Хаккай.

Санзо тяжело поднимается.
- Хватит орать! - хриплым голосом приказывает он расшумевшимся хулиганам.
- Пойду проведаю, как там Хаккурю, - бросает в пространство Хаккай.

Глядя вслед уходящим, Гоку задумчиво хлопает ресницами.
- Они поссорились?
- Понятия не имею! - Годжо вырывает у зазевавшейся мартышки куриную ножку из рук.
- ОТДАЙ!!!
- В большой семье народов клювом, знаешь ли, не щелкают!
Годжо очень интересно, почему от двоих ушедших так пахнет сексом.


Название: В икко только девушки
Автор: Dr. Noname
Фэндом: Saiyuki
Бета:  Айа-сан
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Описание: Ребятам пришлось маскироваться)
Дисклеймер: это, конечно, Ее, но Она о моем существовании не знает *аццкая сотона*
Примечание: писано для  Коробка со специями, и я очень надеюсь, что не обидел богиню, вывесив это без ее разрешения, хн
- Назовите лучший день в вашем путешествии?
С: Хн.
Х: О, знаете, мне понравилось в принципе! Вы понимаете, да? Свежий воздух, романтика приключений…
Г-о: Ммм… помнится, был один город с очень такими… покладистыми цыпочками… Нда!
Г-у: О! О! Я помню, был город, в котором нас кормили якисобой, потом еще Санзо меня пирожками кормил, а еще… Ауч!
С: Заткнись, мартышка.

- Ну что ж, с этим ясно, спасибо! А теперь можете ли Вы припомнить самый худший день?
Г-о: Этот…
Х: Ты о том самом, когда?..
Г-у: Нет… Пожалуйста… Сан-тян, я боюсь!
С: Заткнись немедленно, или я тебя пристрелю!
Х: Санзо, у тебя руки дрожат.
Г-о: О черт, просто расскажите ему! Что? Я ничего не буду рассказывать. Санзо, дай сигарету.
Х: Видите ли, все было так…

- Простите? – Хаккай улыбался безупречно вежливо, а челка скрыла нервно дернувшуюся бровь. – Мне кажется, я немного не понял…
- Чего так? – сладко улыбнулась ему крепкая женщина в кожаной куртке, грациозно опираясь на алебарду. – Сказано тебе – праздник в честь Богини-Матери. Три месяца на наши земли не ступит ни один мужчина. Так что кругом, ребятушки, и ждите. Вон там, по северной дорожке, поселение наших мужиков, с ними перекантуетесь как-нибудь.
Пауза.
Хаккай повернулся к спутникам.
- Видимо… ничего не поделаешь?..
Санзо хмуро вставлял патроны в барабан.
- Эй, - сказал он женщинам на заставе. – Я – Тоа Генджо…
- Да хоть зубная фея, - безмятежно улыбнулась та, что с алебардой. Вторая, вооруженная мушкетом, издала короткий музыкальный смешок. – Прости, блондинчик, у нас свои боги. Богиня. В общем, приходите через три месяца.
- Убью… - сквозь зубы пообещал Санзо, но на его руках повисли одновременно Годжо и Гоку.
- Ты с ума сошел, чертов поп! – шипел ханъе, умудряясь при этом расточать милые улыбки стражницам. – Еще сражения с женщинами нам не хватало! Что, так через весь город и пойдешь?!
- Три месяца, - таким же шипением ответил Санзо.
- Дамы, - певуче протянул Хаккай, и женщина повернулись к нему. – Прошу простить моих спутников! Сами понимаете, отсутствие женской компании так дурно влияет на грубый мужской характер… прощения просим! До встречи через три месяца!
- Бай-бай, вежливый ты наш. – «Мушкетерка» отсалютовала оружием.
- Хаккай, что ты… - попытался было грозно рыкнуть Санзо, но Хаккай, продолжая сиять улыбкой, уверенно теснил всех к северной дорожке.

- То есть как, вообще нельзя? – спросил Гоку.
- Вообще, - весомо подтвердил мужик со смешным прозвищем Бородуля, заменявшим ему имя. – На этом месте раньше поселение амазонок было, вот, стало быть, бабы такие боевые и получаются… Каждый год так. Собираются бабы, нас, значить, выгоняют, а сами, значить, голыми по улицам бегают или еще какие безобразия творят… И мужскому полу ходу туда ни-ни!
- Я… - начал Санзо.
- Не собираешься снова задерживаться из-за чего-либо, понимаю, - сказал Хаккай, сплетая пальцы. – Но я уже посмотрел, если идти в обход, то те же три месяца и выйдут, да еще пешком.
- Ненавижу горы! – с чувством сказал Годжо, косясь кругом. Что за тоска – ни единой женской мордашки, сплошь угрюмые мужчины!
Вдруг раздался гомон:
- Э, ребята, гляньте на чудиков!
Все тут же слаженно ломанулись к окну, а кто и на улицу, чтобы лучше видно было.
Гоку, движимый любопытством, тоже сбегал посмотреть одним глазком – а вернулся, задыхаясь от смеха.
- Ой, там такие смешные дяденьки были! В платьях и небритые! А те тетеньки на заставе их тааак пнули! А здешние дяденьки говорят, что так каждый год случается.
Он снова хихикнул, подцепляя палочками лапшу.
- У Санзо бы и то лучше получилось… Ай!!
- Поговори мне еще, - проворчал Санзо, пряча веер.
В наступившей тишине Годжо неуверенно покосился на Хаккая и пробормотал: «Почудилось, наверное». Кажется, он действительно переутомился – иначе с чего бы ему показалось, что над темноволосой головой его друга на мгновение вспыхнула лампочка?..

- Нет.
- Санзо…
- Нет.
- Но…
- Нет.
- Ты не понимаешь!
- Нет.
- А раз не понимаешь, объясняю…
- Нет.
- Санзо… - ласково и тихо выдохнул Хаккай. – Да.

Г-о: Это и в самом деле было ужасно… Не могу вспоминать без дрожи! Санзо, дай еще сигарету.
С: Хн. Обойдешься, бестолковщина.
Х: Но Гоку был само очарование!
Г-о: Фетишист…
Х: Ойя-ойя, что ты такое говоришь? А когда тебе доверили выбор, что ты притащил?
Г-о: Ну…
Х: Именно. Гоку, не бойся, все уже позади…

- Что это? – скептично спросил Хаккай.
- Как заказано! Видишь ли, тут магазинчик один живет исключительно на продаже подобного добра, и я выбрал все необходимое! – Годжо красивым движением убрал прядь волос за ухо.
- Посмотрим… - Хаккай начал перебирать кучу цветного тряпья, сваленного на кровать. – Костюм стюардессы, костюм горничной, костюм медсестрички, кроличьи ушки, кошачьи ушки… Годжо…
Вроде, мягко назвал по имени, но в комнате явственно потемнело.
- Ты молодец, - продолжил Хаккай. – Просто немного не то, что нужно. Гоку, бери эти тряпки, пойдем обратно. На этот раз я сам подберу что-нибудь подходящее.

Посреди комнаты была торжественно установлена ширма, и первой жертвой стал Гоку.
- Тайо-тян, ты прелесть, - то и дело доносился веселый голос Хаккая, а Гоку в ответ возмущенно пыхтел:
- Не называй меня так!
- Следи за голосом и манерой говорить, Тайо-тян.
- Оооо…
Из-за ширмы Хаккай вышел, сияя, что твое солнышко.
- Покажись, Тайо-тян, не стесняйся.
Годжо поощрительно засвистел и захлопал в ладоши.
- Давай, Тайо-тян!
- Получишь же, - откликнулись дрожащим тихим голоском.
Сначала показался край пышной юбки.
А потом – хорошенькая девушка с длинными локонами, в соломенной шляпке и очках. Светлое платье, белые чулки и общее впечатление какой-то… пироженки. Зефировой.
Годжо подавился смехом.
- Эээ… - сказал ханъе.
- Одно слово – и я тебе проломлю череп, - предупредил его тихий голосок.
- Годжо, твоя очередь, не задерживай всех, надо управиться до темноты. – Хаккай ухватил друга за шиворот. – И не «ааа», Годжо, а стой смирно.
- Да, но женское белье?!
- Не смог удержаться.

- То есть, позвольте вопрос, вы все переоделись девушками?
С: Убью.
Г-о: Зарежу.
Г-у: Рррр!
Х: Именно, и это было в…
С: Хаккай…
Х: … вынужденной мерой.

Гоку сидел на диване, держа руки на коленях и очень стараясь не измять платье. Санзо мрачно курил в окно и на своего подопечного старался лишний раз не смотреть.
Еще он думал, что это бредовая идея и из Гоку в силу его юного возраста девушка еще получится, но что делать с ними – тремя взрослыми мужиками?..
Примерно на этом моменте размышлений Хаккай снова показался из-за ширмы, ведя под руку отчаянно упирающуюся… пиратку.
Широкие штаны, заплетенные в косу волосы, майка под горло, подчеркивающая внушительных размеров бюст, на правом предплечье татуировка русалки, а завершающим штрихом шли две черные черты на лице – эдакая боевая раскраска, заодно маскирующая шрамы.
- Не смотрите на меня, - взвыла пиратка знакомым голосом.
- Ну-ну, Гоо-тян, - промурлыкал Хаккай, касаясь покрасневшей щеки. – Ты прекрасно выглядишь. И посмотри, тебе даже не надо почти ничего делать с походкой и голосом, ты и так совершенна.
Годжо плюхнулся на диван рядом с Гоку. Они обменялись понимающими взглядами.
- Саннзоо, - ласково пропел Хаккай, протягивая руку.
- Ни хрена у тебя не выйдет, - буркнул монах, давя окурок в пепельнице.
- Ты не веришь в мои таланты? Очень зря. Я как раз присмотрел тебе милый костюм. – На этот раз улыбка Хаккая, когда он утаскивал очередную жертву за ширму, была хищной.

- А расскажите, что самое сложное было, когда вы… ммм… замаскировались?
Х: Сложности? О чем Вы! Это было…
С: Хаккай…
Х: …все очень сложно, тут как-то не выберешь…

Годжо посмотрел на свои ладони. Потом осторожно прижал их к груди – было мягко, привычно, и слегка пружинило. Такое родное и приятное ощущение!..
- Гоо-тян, прекрати!
Ханъе недоуменно покосился на соседа по дивану и едва не шарахнулся в сторону – Гоку закрывал покрасневшее лицо рукой.
- Не делай так больше, - осипшим голосом попросил Годжо.
- Ты тоже, - буркнул Гоку. – Это… со стороны смотрелось…
- Отвратительно, - хором признали оба.
- А вот и наша прекрасная Сан-тян! Позвольте руку, леди.
Следом послышался щелчок возводимого курка.
- Ярэ-ярэ, Санзо, сегодня ты понимаешь шутки хуже, чем обычно!
- Заткнисьубью, - ответил… несомненно девичий голос.
- О, у тебя прекрасно получается! Я знал, что твой речевой аппарат…
Выстрел.
- И помни – ногу вперед, упираешься на носок, прогибаешь спину…
Череда выстрелов.
- В общем… я, пожалуй, собой займусь.
Когда Санзо показался из-за ширмы, Годжо хотел было присвистнуть, но заткнулся под ледяным взглядом.
Дизайнерский гений Хаккая одел монаха в синее китайское платье с разрезом до бедра.
- У тебя револьвер за подвязкой чулок?! – не сдержался Годжо – и тут же убедился в собственной правоте, когда Санзо резким жестом выхватил оружие именно что из-за подвязки чулок. Дуло уперлось Годжо в переносицу, и ханъе сглотнул:
- Я б тебе и на слово поверил…
- «Поверила», Гоо-тян, пожалуйста. Нам же не нужны проблемы? – мягкое мурлыканье.
И из-за ширмы вышла леди просто экстра-класса! Обтягивающие джинсы, застегнутая на все пуговки рубашка, галстук, зачесанные волосы и загадочная улыбка. Эта леди… она лишь слегка играла в мужчину, но всегда помнила, что она Женщина с Большой Буквы.
- Итак, поясняю, - сказала Женщина. – Тайо-тян – наша маленькая принцесса, путешествующая на запад к отцу. Гоо-тян – ее телохранительница, Сан-тян – строгая учительница, а я, Хаттян, кто-то вроде шофера, кухарки и медсестры в одном лице. Запомнили? Вперед, дамочки, и следите за походкой.

Ну разумеется, Хаккурю от них сначала шарахнулся – за что на высоких тонах был обозван «милашкой».
- Он пялится на мою грудь, - нервно сказал Годжо.
- Год… Короче, девушка, Вы что такое несете? – высокомерно обиделся Хаккай за свое домашнее животное. – Садись уже... А где принцесса?..
- А увели вашего пацана. – Среди собравшейся толпы мужиков, восхищенно глазеющих на отчаянную банду трансвеститов, один Бородуля был спокоен, как познавшая пень сова.
- Увели его, - повторил он и пояснил: – Мужик из этих, которых сейчас жены наши пнули. Я так думаю, на предмет поделиться опытом хотел поговорить. Ну или просто не в курсах, что вы все из одной лодки.
Бородуля весомо так сплюнул, показывая, что кто-кто, а он в этой «лодке» не окажется никогда.
Санзо молча сел на свое место в джипе и сложил руки на непривычно высокой груди, всем видом показывая что-то… непечатное.
- Догонит, - хладнокровно сказал он. – А не догонит – виноват будет сам.
Но Годжо уже рванул в ту сторону, куда кивнул Бородуля.
- Кажется, чересчур вжился в роль, - пояснил Хаккай мрачному Санзо.

Собственно, Гоку действительно не подумал ни о чем таком, когда один из «смешных дяденек», еще не до конца стерший яркую губную помаду, предложил отойти.
Поправив мешающиеся очки, мальчик доверчиво шагал следом за мрачным мужчиной.
Когда они завернули в какой-то темный переулок, Гоку все еще не думал ничего такого.
И только когда мужчина изобразил партию дьявольского хохота и потянул руки к едва намеченной Хаккаем груди, Гоку осторожно уточнил:
- Извращенец?
Мужчина что-то сладострастно захрипел. Гоку еще разок поправил очки и от души врезал извращенцу носком туфельки между ног.
Ну и примчавшийся на жалобное поскуливание Годжо застал картину маслом – свернувшийся в клубок мужик и поправляющий шляпку Гоку.
- Ты куда его ударил… ударила… ударило ты его куда, солнышко? – вздохнул Годжо, косясь на пострадавшего. – Хорошие девочки не дерутся вообще, плохие дерутся, но не знают, куда бить.
- Значит, я умная девочка, - огрызнулся Гоку.
- Иди к машине, тебе Сан-тян объяснит – какая ты у нас умница, - хмыкнул Годжо.
Напоследок ханъе обернулся и безжалостно пнул мужика в пораненное.
- Радуйся, что он пацан, а ты ничего не сделал, - безо всякого выражения произнес Годжо.
Увы, правду сказать, радоваться горе-извращенцу не пришлось уже никогда более. Nevermore, так сказать.
Отбили…


- Bakasaru... – зашипел монах, шаря рукой по бедру в поисках веера. Увы, веер вместе с их обычной одеждой лежал в багажнике и посему был недоступен. В итоге Санзо уже почти решил обойтись подзатыльником, но Хаккай перехватил карающую длань.
- Санзо, - мягко сказал Хаккай. – Это не те методы. Пока тебе придется ограничиться устными внушениями, причем вежливыми и не содержащими угроз убийства.
- Хороша будет воспитательница, - хохотнул с заднего сиденья Годжо. – Постоянно молчит, но сверлит таким взглядом… Сан-тян, я тоже молчу, честно!
- Вот и славно, - улыбнулся Хаккай. – Тайо-тян, садись на свое место и не помни платье.
Недовольно заурчал мотор. Авантюра началась.

- Вы хотите сказать, пропустили вас без проблем?
Х: Ну, нам повезло, что на заставе были не те дамы, с которыми мы общались в первый раз. А так, в принципе…
Г-о: В принципе? Они меня щупали!
Х: Между прочим, сам виноват. Я тебе говорил, что таких размеров в природе не бывает.

- Так вас все же едва не задержали?
Г-о: Ну…
Х: Пришлось сказать, что Гоо-тян подкладывает вату.
Г-о: …
Х: Что? Это даже не было ложью!

- Не понял…ла, - сказал Годжо, жадно оглядываясь. – А где женщины, бегающие по улицам с распущенными волосами и босые? Где танцы в лунном свете в одних тоненьких просвечивающих сорочках? Где оргии, в конце концов?
- Для лунного света сейчас рано, - заметил Хаккай, высматривая место для парковки. – И я сильно подозреваю, что даже когда он появится, здешние дамы будут спокойно спать в своих постелях.
- Как же так?! – возмутился Годжо. – А тот мужик говорил…
- Гоо-тян, сама подумай, если бы ты была мужчиной и тебя ежегодно выгоняли на три месяца из дома, ты бы поверил, что женщины продолжают жить обычной жизнью?
- Хмм…
- Хаттян, смотри, гостиница! Мммм… - Гоку привстал с места, принюхиваясь. – Такой запах!
- Тайо-сама, сядьте, - процедил сквозь зубы Санзо, не оборачиваясь. – Воспитанные девушки не ведут себя как дикие обезьяны.
- Нно…
- Сидеть.
- Так точно!
Гоку плюхнулся обратно, выпрямив спину, потупив взор и сложив руки на коленях.
- Какая прелестная малышка, - услышал мальчик, когда Хаккай наконец нашел, где припарковать джип.
«Это только до завтра, только до завтра, только до завтра!..»
Годжо выпрыгнул первым и подал Гоку руку.
- Э?
- Не «экай», а вылезай, придерживая юбку, тупица. Принцессы, знаешь, не прыгают, - весело сказал ханъе и осекся, когда Гоку, отведя глаза и залившись румянцем по уши, протянул к нему подрагивающую ладошку.
- Стыд-то какой… - пробормотал мальчик, честно придерживая юбку и стараясь не потерять очки.
- Мля, - сказал Годжо, старательно отводя глаза. – Хакк… Хаттян, похоже, я тебе этого не прощу никогда.
- А я тебе не прощу, если еще раз будешь ругаться при Тайо-сама, - холодно просветил его высокий голос Санз… Сан-тян.

- То есть, вы остановились в гостинице? И женщины вас не заподозрили?
Г-о: Я сам в шоке… Так до конца и не понять, какой прекрасный я скрывался под нелепой маскировкой – это…
Г-у: Не поняли? Но ведь одна девушка признавалась тебе в люб… Ай! За что, дурацкий каппа?!
Г-о: Просто заткнись!
Х: Годжо, не бей ребенка, как ему понять страдания мужчины, в которого влюбилась… такая девушка?
Г-у: Такая – это какая?
Х: Как бы тебе объяснить…
С: Всем молчать!!!

- Гоо-тян, не пялься так на девушек, иначе они могут все про тебя понять. – Хаккай обезоруживающе улыбнулся официантке, которая под взглядом Годжо неожиданно залилась краской. На улыбку девушка отреагировала странно – тихо фыркнула, развернулась на каблуках и ушла, прижав поднос к пышной груди и гордо вскинув голову.
- Ты на что намекаешь, Хаттян, бэби? – хмыкнул ханъе.
- На ту записочку, которую подкинула тебе эта милая услужливая девушка.
- Э? – Тут Годжо заметил рядом со своей тарелкой квадратик бумаги, развернул его, прочел несколько строчек, торопливо нацарапанных карандашом.
- Лучше б они танцевали голые при лунном свете… - пробормотал он наконец.
- Love letter? – вреднейшим голоском пропел Гоку.
- Молчать, - холодно велел Санзо. – Порядочным девушкам еще рано задумываться о таких вещах.
- Слушай учительницу, Тайо-тян, - буркнул Годжо.
- Какая прелесть, - сказал Хаккай.
- Э? – Годжо посмотрел на друга, который внимательно перечитывал записку. – Ты когда успел ее забрать?
- Около сорока секунд назад, если быть точным. Пассажи здесь просто изумительные, меня только одно интересует…
- Хаттян, ты вилку погнула… - шепотом сказал Гоку.
- Кого эта милая услужливая девушка имела в виду, когда писала: «Бросай эту отвратительную мужеподобную тетку в галстуке, у нее и груди-то почти нет»?..
- Хаттян, ты ее сломала…
- «Я сошла с ума, какая досада», - сквозь зубы процедил Санзо. – Чей-то копирайт. Все быстро доедайте и по койкам. Раньше ляжем, раньше утро настанет.
- Вы идите, - сказал Хаккай, откладывая разломанную на две части вилку в сторону. – А мы еще посидим тут. Я смотрю, вон там дамы собрались сыграть партию в ма-джонг

- Собственно, на этом ваша авантюра и закончилась?
Г-о: Шутите? Мне еще пришлось отшивать ту малышку, а это, знаете ли, на нервы очень подействовало!
Х: К тому же там собрались очаровательные дамы, одна Юуко-сан и ее две племянницы чего стоят – мы так славно побеседовали!
С: Хаккай…
Х: Просто побеседовали, Санзо. Если это успокоит твои нервы – мне не было весело.
Г-у: Да? А мне показалось… эээ… не смотрите на меня так. Просто показалось!
Х: Самое интересное, на самом деле, как всегда случилось ночью.

Юкаи знали, на что идут. Знали… и боялись, но не могли противиться приказам.
Когда тьма опустилась на славный город женщин, ее (тьмы) армия направилась в поход.

Гоку крался по коридору, придерживая платье. Черт бы побрал эту сложную маскировку, этот парик, эти очки, эти кружавчики-рюшечки-ленточки и – главное – его собственный длинный язык! Да не ляпни он, что из Санзо вышла бы красивая тетенька, пришлось бы разве красться при полном, так сказать, параде посреди ночи, чтобы отлить?!
И тут его схватили за плечо. Гоку обернулся.
- Ты! – зашипел ему в лицо клыкастый юкай. – Ты знаешь, где Санзо-икко?
Гоку кивнул, а тело реагировало привычно – удар локтем в солнечное сплетение, разворот, добавочно ногой под коленом – и юкай уже корчится на полу, изрыгая проклятия, и надо всего лишь хорошенько размахнуться Нюйбо…
Плечи Гоку опустились. Юкай даже примолк, в страхе глядя на поблескивающие из тени глаза. А потом Гоку прижал руки к груди и вдохновенно завизжал – на самых высоких тонах, на какие был способен.
Когда сонные женщины повыскакивали из номеров, вооруженные кто чем, они увидели, как милая Тайо-тян стоит над корчащимся телом и трет кулаками глаза.
- Скверна… - разом выдохнули наследницы амазонок.
- Он меня трогал, - коварно сообщил Гоку и тут же скрылся в туалете. Прислушиваясь к звукам, долетающим снаружи, мальчик думал, что ему, пожалуй, чисто по-мужски жалко того парня…

Санзо делал так, как учили. Ногу вперед, упор на носок, спину прогнуть – и тогда китайский шелк стекает с бедра, тогда рукоять маленького револьвера удобно ложится в ладонь, и да будут наказаны все, кто осмелился смотреть на его колени!

- Не. Смейте. Пялиться. На. Мою. Грудь! – При каждом слове головы юкаев встречались с глухим стуком, а Годжо думал, что, пожалуй, с размером он и вправду слегка переборщил…

Хаккай, напевая, сметал в угол горстки пепла.

- Очередная славная победа над юкаями?
Х: Вообще, практически все сделали милые дамы. Если они когда-нибудь прочтут это – пусть не обижаются на нас. Девушки, мы вам очень благодарны!
Г-о: А!.. До меня только что дошло… Отберите у него диктофон и блокнот!
С: Всем сидеть.
Г-у: Но-но-но он же!..
С: Сидеть.

Наутро весь город тревожно жужжал, взбудораженный ночным происшествием. Увы, допросить юкаев не удалось, женщины слишком рьяно взялись защищать честь своей Богини. Некоторые говорили – не к добру это, другие кровожадно припоминали времена, когда жрицы-амазонки приносили в жертву живых мужчин.
Годжо и Гоку такое как услышали – аж подавились, Хаккай велел боевым дамам не пугать ребенка, а Санзо остался равнодушным, хоть, кажется, слегка побледнел.
- Надо убираться отсюда, - прошептал Годжо, озираясь. Нервозность его объяснялась еще и тем, что из-за угла за ним наблюдала горящими глазами официантка. – И как можно скорее.
- Но я обещал Юуко-сан, что мы сыграем еще партию… - с сомнением протянул Хаккай.
- Да ты издеваешься! – шепотом взвыл Годжо. – Чем дольше мы здесь, тем больше риск разоблачения! Я тебе говорю – позавтракаем и валим отсюда!
- Суровая правда жизни, - вынужденно согласился Хаккай. – Ах, Юуко-сан…
Он мечтательно посмотрел вдаль, опустив ресницы, и Годжо почувствовал, что ему опять резко стало нечем дышать.
- Уедем, я вас умоляю, - уже чуть не со слезами взмолился он.
- Поддерживаю, - подал голос Санзо, вертя в пальцах изящный мундштук для сигарет.

- Стало быть, вы просто собрались и уехали?
Г-о: Если бы… Но без этой части истории мы точно обойдемся!

- Гоку-сама, Вы не могли бы прекратить попытки дотянуться до моей аппаратуры ногой?
Г-у: Ауч! Санзо, я случайно!
Х: Гоку, прекрати, в самом деле. И Годжо… что значит, обойдемся? Это же было так…
С: Хаккай…
Х: …драматично…

Добросердечные женщины, уже знающие, что крошку Тайо-тян «едва не обесчестил этот монстр», предлагали охрану из самых сильных воительниц селения, у которых в предках вожди амазонок были. Хаккай как-то умудрился отбиться, причем, судя по выражению лица, с которым он сел за руль и завел мотор, он сам не понимал – как.
И наконец ворота заставы были открыты, Гоку затискан и зацелован до того, что на его щеках можно было яичницу жарить, и маленький джип, весело урча, покатился навстречу закату.
- Хаккай, быстрее, я уже не могу в этом маскараде!
И тут из-под заднего сиденья донесся стук.
Джип плавно затормозил и издал вопросительное «кью».
Санзо-икко всем составом вылезла на дорогу, подозрительно глядя на свой транспорт, а Хаккурю снова пискнул и превратился в дракончика.
На дороге остались лежать вещи из багажника и…
- О милостивая Канзеон Босацу-сама! – почти по-девичьи взвизгнул Годжо.
- Гоо-сама! – Официантка смотрела на предмет своего обожания яркими влажными глазами. – Гоо-сама, умоляю, бросайте Вы эту… - огненный взгляд на Хаккая, - шлюху! Я видела, как она вчера кокетничала с Юуко-сан! Гоо-сама!
- О черт, - простонал Годжо. – Бэби, отойдем в сторонку…

- И чем же закончилась эта история?
Г-о: Хорошо закончилась! Хорошо, я сказал, и не успокаивайте меня!
Х: Ну серьезно, раз Годжо до сих пор с нами, он выжил, верно?
Г-о: И не спрашивайте меня, каким образом, не спрашивайте…
Г-у: А мне интересно…
Г-о: Нет, обезьяна, я тебя уверяю, тебе НЕинтересно.
С: Девочки, не ссорьтесь. История закончилась так, как истории обычно заканчиваются. Мы просто поехали дальше.

- Спасибо за интервью!

П.С.
- Яонэ, Яонэ, смотри! Это же джип Санзо-икко! Сейчас я их!..
- Лирин-сама, постойте!
- Эй, Санзо-икко! Ой, а почему вы в платьях?
Пауза.
- Она нас видела…
Яонэ спешно закрыла глаза Лирин рукой.
- Нет, не видела! Серьезно, никто из нас ничего не видел, а если и видел, то уже все забыл. Приятно было повидаться, дамы… Ой! Джентльмены! До свидания!

Иллюстрация к фику выполнена Tigris