Информация - белёсая рыбина
«Саюки: хроники экстремальной бани»
Перевод на английский: konnyakuhonyaku (здесь)
Перевод на русский: Анунах
Бета: kierana
читать дальшеПримечание английского переводчика:
Это начало буклета nitro Test Tube Storys с Saiyuki Festa’09.
Перед Вами вступительное слово Минэкуры-сэнсэй, а также первый из рассказов, «Саюки: хроники экстремальной бани». Гоку знакомит нас со своей безумной семьёй (различными персонажами мира Саюки), владеющей общественной баней.
От автора
Всем привет, это Минэкура Кадзуя. Спасибо, что купили эту небольшую книжечку.
Я уже очень давно не издавала додзинси, поэтому была охвачена безумной паникой. Кроме того, меня просили не включать в эту книгу ни мангу, ни рисунки вообще. Плюс, до сдачи текста в издательство оставалось всего несколько дней (и это притом, что официально я была в отпуске). Можно сказать, что эта книжка была подготовлена за один день...
Поводом для еще большей паники послужил и тот факт, что мне была предоставлена полная свобода действий (в выборе материалов для рассказа и т.п.). Ведь раньше, когда я писала додзинси, условия для работы были совсем иными. Так что простите меня, если обнаружите много орфографических ошибок... Но это было весело.
В отличие от двух других книг, изданных одновременно, в этом сборнике мои персонажи несколько отличаются от уже привычных Вам. Цикл «Backgammon» [1] изначально включал в себя не только героев Саюки, в нём упоминались также Кубо-Токи и Базгеймер (Honeycomb тогда ещё не был начат). Мне хотелось создать хотя бы одну историю, на которой можно было бы написать: «Это Backgammon!»
Истории, собранные в этой книжечке, вращаются вокруг героев мира Саюки, поэтому я надеюсь, что фанаты этой моей работы не без удовольствия прочтут их. А еще мне бы очень хотелось пробудить хоть каплю интереса к другим моим персонажам.
Надеюсь, вам понравится.
«Приключения удивительны!»
«Саюки: хроники экстремальной бани» [2]
Это записки о самой что ни на есть обычной семье, которой принадлежит общественная баня в центре города.
[КАРТА ПЕРСОНАЖЕЙ]
Семья Гэндзо
Кондзэн (бабушка). Отошла в мир иной.
Сандзо (дедушка). На пенсии. Грубый и упрямый старик. Хобби - чтение китайской поэзии.
Их дети:
Кэнрэн (папа). Отец Годзё и Гоку. Телеоператор в горячих точках. На момент повествования - в отъезде.
Канан (Кана-нээ [3]). Умерла в результате аварии несколько лет назад. Была женой Хаккая, занималась финансами дома Гэндзо и распределением обязанностей.
Нобута (Нобу-нии [4]). Дядя Гоку и Годзё. Безответственный бездельник, изредка забредающий домой.
Хаккай. Юный наследник бани «Саюки» по линии жены. После смерти Канан взвалил на себя все заботы по домашнему хозяйству.
Внуки:
Гоку. Главный герой. Простоват, энергичен, учится в старшей школе.
Годзё. Старший брат Гоку. Его выгнали из школы. Работает на полставки. Постоянно ругается с дедушкой. Хаккай ненавязчиво старается повлиять на него.
Другие персонажи:
Тэмпо (Тэн-тян). Не слишком известный писатель. Лучший друг Кэнрэна со времён учебы в колледже. Живёт в доме Гэндзо.
Люди из торгового района
Мисиба. Работает официантом в кафе «Гейму» [5], расположенном напротив бани «Саюки». С непроницаемым лицом угощает семью Гэндзо, когда у них случаются какие-нибудь проблемы.
Друзья
Токито. Одноклассник и лучший друг Гоку. Очень честен. В силу некоторых причин живёт вместе с Куботой.
Кубота. Владелец фирмы по уборке помещений, находящейся по соседству с баней «Саюки». В подвале организовал лавочку маджонга. Защищает Токито.
Сайто. Единственный сын владельца «Магазина напитков Сайто». Поставляет алкоголь в дом Гэндзо. Частенько играет с Гоку и Токито в компьютерные игры. То появляется, то исчезает.
«Саюки: хроники экстремальной бани» – это параллельная вселенная, родившаяся на мобильной версии сайта MinekuraKazuya.net. Минэкура-сэнсэй придумала её, отвечая на вопрос: «А что, если бы Ваши персонажи были семьей?» Хотите знать больше – посетите, пожалуйста, сайт MinekuraKazuya.net (www.minekura.net/pc/index.html).
Небольшое вступление
Случилось это, когда я ещё учился в начальной школе. Мне дали домашнее задание: написать сочинение о своей семье на 800 знаков [6]. Я сидел перед чистыми листами и не представлял, что мне делать.
Моя семья владеет общественной баней ещё со времён пра-прадедушки. Дедушка Сандзо занимается регистратурой, бабушка умерла довольно рано. Дедов сын, мой папа, работает оператором и вечно в разъездах. Мама же умерла, подарив мне жизнь. У меня есть придурок-брат, он старше на 4 года. Моя тетя, Кана-нээ, пока была жива, присматривала за хозяйством. Ещё у меня есть дядя, Нобу-нии, но он редко появляется дома...
Написать сочинение «Моя семья» на 800 знаков возможно… Но в моем случае этого едва хватит на вступление.
Знаете, какая у нас весёлая жизнь? Как я люблю эту семью?
Слов не хватит, чтобы описать все...
Глава 1. Утро в семье Гэндзо
When a Kamchatka youth
Is dreaming of giraffes,
A Mexican girl is waiting for the bus
In the morning haze.
Tanikawa Shuntaro «Morning Relay» [7]
(Когда дети Камчатки
Видят во сне жирафов,
Мексиканская девочка ждёт автобус
В утренней дымке.
Таникава Сюнтаро, «Утренняя дымка»)
Это из стиха “Утренняя дымка”, который я вчера прочёл в учебнике японского... Не сказал бы, что обожаю поэзию или хайку, но каждое утро у меня в голове вертится одна и та же мысль: где-то там, под моими ногами... прямо сейчас, на другой стороне мира властвует ночь.
И неважно, насколько длинной и бесконечной она кажется, утро обязательно наступит.
Что-то звенит, будто издалека, обрывая сон. Сквозь щель в синих клетчатых шторах прорывается белый, ослепительно яркий сноп света. Пока я просыпаюсь, каждая клетка в моём теле начинает смутно осознавать, что уже утро.
Я встаю, хорошенько потягиваюсь, разминая спину, и утираю слюну. Вроде бы мне снилось что-то яркое, фантастическое, аж рот пересох. Я озираюсь в поисках источника звона, отдающегося в комнате эхом, и вижу свой будильник, завалившийся за кровать и отчаянно звенящий где-то между стеной и кроватной рамой... Наверное, я сам его туда сбросил.
Спасаю будильник, и он, наконец, перестаёт звенеть. Теперь я могу слышать, как дедушка Сандзо декламирует в маленьком саду внизу. Голос у него звучный, низкий, совсем как у монаха. Сегодня с утра он читает «Сутру сердца» Танэды Сантоки [8]. Должно быть, дедушка в хорошем настроении, раз выбрал эту сутру.
- И погода ничего...
Я раздвигаю шторы и вижу бесконечное, осеннее, по-утреннему прохладное и чистое голубое небо, заключенное в объятья старой рамы. Глядя на его мягкий оттенок, я с удовольствием потягиваюсь снова. Не удосужившись снять майку, в которой спал, выхожу из комнаты и спускаюсь по дряхлой скрипучей лестнице. На середине спуска я встречаю дядю, поднимающегося мне навстречу.
- Привет, Хаккай!
- Доброе утро, Гоку.
Мой дядя (хоть он и слишком молод, чтобы называть его так), выглядит свежо, словно только что выстиранная рубашка. Он одаривает меня ослепительной улыбкой (ей самое место в рекламе какого-нибудь стирального порошка) и говорит:
- Я рад, что ты всегда рано встаёшь, Гоку.
- В смысле... А, ты собирался будить Годзё.
- Да. Я постоянно твержу ему, что мы должны хотя бы завтракать вместе.
- Я сам его разбужу. Возвращайся вниз, Хаккай.
До того, как он успевает поблагодарить меня обычным нежным «спасибо», я поворачиваюсь и «проскрипываю» свой путь в обратном направлении. Прохожу мимо своей спальни и останавливаюсь перед следующей дверью. Лак на ней ободран во многих местах. Я стучу три раза, так громко, как только могу... Очень возможно, что именно поэтому лак и слазит.
- Годзё-о-о-о!!!
Ответа нет. Приоткрываю скрипучую дверь и зову снова. Ответа по-прежнему нет. Я, не подумав, пытаюсь распахнуть её шире, но она ударяется обо что-то. Этим «чем-то» оказывается целая гора журналов, которая под напором двери рассыпается по черному ковру.
- Ну и вонь…
Один шаг внутрь, и с ног сбивает аромат пота пополам с перегаром, к которому примешивается еще и слабый запах сигарет известной марки… Насколько я помню, почти так же пахло в комнате у папы. Черные шторы не пропускают солнечные лучи, поэтому в здесь царит сумрак. Из-под черно-белого одеяла торчат волосы ненатурального красного цвета.
- Уже утро. Годзё, вставай.
Поставив ногу на спину брата, начинаю толкать его. И не потому, что ленюсь. В начальной школе я обычно падал животом на спину Годзё, чтобы разбудить его. Но быстро избавился от этой привычки, когда услышал по радио историю мальчика, делавшего точно так же. Он допрыгался до того, что сломал своему папочке его утренний «стояк»... Одной такой истории достаточно, чтобы у мужчины яйца съёжились от ужаса.
- Ар-р... - Годзё вздрагивает под одеялами и рычит, впрочем, не удосужившись даже повернуться.
- Годзё, вставай! Завтрак!
- Не смей пинать меня, тупая обезьяна! - неожиданно из-под одеял выныривает длинная голая рука, пытающаяся схватить мою ногу для ответной расправы.
- Я тебя не пинал, а только потряс рукой.
Услышал это неубедительное враньё, Годзё медленно поворачивается ко мне, выгнув одну бровь (классический взгляд отморозка). Пока мой братец находится в состоянии покоя, то может показаться, что он абсолютно нормален. Но в своем обычном состоянии вульгарность из него так и прёт.
- Это был твоя нога.
- Рука. Ты перепутал, потому что был сонный.
Годзё издаёт презрительное "тч", изображая полнейшее равнодушие, и зарывается лицом в большую подушку.
Вообще-то я не умею лгать или хранить секреты, но с Годзё это выходит само собой. Не потому, что мы не ладим. Если сравнивать с любыми другими братьями на этой планете, то мы очень даже неплохо уживаемся. Думаю, мы больше похожи на друзей, и плевать на какую-то там разницу в возрасте.
- Ну же, пора завтракать.
- Пофиг... Ты вообще представляешь, во сколько я вернулся домой...
- Ты не голоден?
- Нет.
- Хаккай разозлится.
- ...
Годзё замолкает, и видок у него – будто я зачитал ему смертный приговор.
Поворачиваюсь к братцу спиной и выхожу из комнаты.
- По крайней мере, я тебя разбудил, как обещал.
Мда, Годзё наверняка скоро встанет, раз уж он так задумался о том, что я сказал.
Умывшись и почистив зубы в ванной на втором этаже, заворачиваю к себе и быстро переодеваюсь в школьную форму. Я всегда забываю, как нужно завязывать галстук, поэтому никогда не развязываю его. Заправив галстук под воротничок рубашки, слегка затягиваю узел. В моём потрёпанном рюкзаке почти нет книг. Забросив его на левое плечо, я сбегаю вниз. На кухню, следуя за запахом жареной рыбы. За столом уже сидят двое мужчин.
- Доброе утро, дедушка.
- Угу...
Дедушка Сандзо бросает на меня внимательный взгляд поверх газеты... Он действительно в хорошем настроении, раз так быстро мне ответил, да и его обычно резкий взгляд сегодня мягок... Но я не думаю, что кто-либо посторонний смог бы уловить разницу.
- Доброго утра, Тэн-тян. Что-то ты сегодня рановато поднялся.
- Успел закончить в срок...
Писатель апатично опёрся рукой о спинку стула, попивая кофе и утомлённо куря короткую сигарету. Глаза его за стёклами чёрно-зелёных старомодных очков были прикрыты, на лице – отсутствующее выражение. И все же он еле заметно улыбался. Жуть.
Наверное, это у него отходняк после работы, но готов поспорить, он не знает об этой своей улыбке. Его лицо можно было бы назвать привлекательным, но долго смотреть на него – нет уж, увольте. А эти длинные чёрные волосы, взлохмаченные после бессонной ночи, лоснятся... Кажется, их уже давненько не мыли.
Пройдя столовую, я вхожу в комнату в японском стиле и опускаюсь на колени перед деревянным алтарём в углу. Беру тонкую палочку и звоню в бледно-золотой колокольчик, покоящийся на подушечке. Чистый, успокаивающий звук наполняет комнату. До того, как он полностью исчезает, я с громким хлопком соединяю ладони перед нашим домашним алтарём. Это мой собственный небольшой ритуал, с самого детства.
Я смотрю на две фотографии в обрамлении цветов. На одной из них - бабушка, на другой - Кана-нээ. Моя тётя Канан.
Я никогда не видел бабушку Кондзэн, но, глядя на маленькое чёрно-белое фото, ее сходство с дедушкой сразу бросается в глаза. Говорят, что все супруги похожи друг на друга. Сейчас мне кажется, что у Каны-нээ и Хаккая тоже много общего... Хотя в браке они прожили всего два года.
Дядя Хаккай вошёл в нашу семью, когда я учился в 7-м классе. В один прекрасный день, без предупреждения, Кана-нээ, всегда присматривавшая за хозяйством и ведавшая всеми финансами бани, неожиданно сказала: «Я собираюсь за него замуж». И привела в дом милого, симпатичного парня. Это заставило нас задуматься. Оказывается, эти двое начали встречались еще в колледже, а семья даже не подозревала об этом. Кану-нээ и краном не сдвинешь, если она приняла решение. Поэтому дедушка дал свое согласие.
Мда, очень в её духе. Может быть, она торопилась, потому что что-то предчувствовала. Канна-нээ покинула этот мир в результате случайной дорожной аварии. Детей у неё не было. Она оставила нас, свою семью, и любимого мужа, который должен был не только справиться с этой тяжелой утратой, но и стать «молодым хозяином» нашего бизнеса.
Время шло, но семья Гэндзо так и оставалась заперта в бесконечной ночи. Я понял, какое влияние оказывало существование одного-единственного человека на всю семью. Хоть фотографии моей мамы нет на алтаре (папа отказался ставить её туда)... Думаю, что когда она умерла, всё было примерно так же. Как бы мы ни бодрились, дом покрыла просто непробиваемая завеса тьмы, сквозь которую не проникал ни один лучика солнца.
На 49-й день поминовения [9] Каны-нээ дедушка Сандзо сказал Хаккаю:
- Никто не будет винить тебя, если ты покинешь этот дом.
На следующее утро Хаккай разбудил нас как ни в чем не бывало, как обычно чародействовал на кухне… Даже спросил обычным голосом: "Могу я купить тефлоновую сковородку?" А потом улыбнулся своей привычной мягкой улыбкой. Дедушка Сандзо помолчал немного, а затем коротко ответил: "Делай, что хочешь". Вот и все. Я подумал... что этими своими словами Хаккай проделал в темной завесе дыру, в которую, наконец, стал поступать воздух. Впервые за долгое время я съел три полные чашки риса.
Ночь не исчезла... Но утро наступает всегда. Оно приходит ко всем, даже к «детям Камчатки», без осечек. Сегодня Кана-нээ с улыбкой смотрит на нас с фотографии на алтаре.
- Гоку, ты не отнесёшь эти тарелки на стол?
- О’кей.
Хаккай возится с рисом на кухне, а я быстренько перетаскиваю тарелки. Взрослые хвалят меня за шустрость, а я просто люблю бегать с места на место.
- Отлично... Сэнсэю только мисо-суп.
- А остальное?
- Он сказал, что после завтрака ляжет спать.
За столом Сэнсэй одним глотком выпивает свой мисо-суп с дайконом и счастливо вздыхает. Человек, которого все зовут Сэнсэем, на самом деле мало кому известный писатель. Он приживала в нашем доме, обитает в задней комнате наверху. Сенсэй лучший друг папы - Кэнрэна - ещё с колледжа. Пока папа ездит по миру, он использует его комнату как кабинет. Мой настойчивый папаша притащил его к нам, потому, что (оставим за скобками писательские таланты) Тэмпо совершенно не в состоянии сам о себе позаботиться. Кэнрэн вынужден был даже сказать ему: «Слушай, пока ты живёшь в моём доме, принимай иногда ванну, о’кей?» Ведь мы же владеем БАНЕЙ, в конце-то концов!..
Пока я украдкой щипаю натто из маленькой миски жёлтого дерева, стоящей на столе, в столовую, широко зевая, спускается Годзё.
- О, Сэнсэй, давно не виделись…
- Это не мимо тебя я прошёл в туалет на рассвете?
- Не помню, я был пьян.
- Да, я тоже не помню.
Отличное сочетание двух придурков с утра пораньше: одного – страдающего от похмелья, другого – от недосыпу… Которые при всем этом стараются вести светскую беседу.
Тэмпо зевает так, что видны его зубы мудрости. Он потягивается и трёт так и слипающиеся уголки глаз.
- Ну, я на боковую. Гоку, хорошего дня.
- Ага. Спокойной ночи!
- На боковую? Не честно...
Не ожидая ответа, Годзё, которого я только что разбудил, наблюдает за покидающим столовую Сэнсэем. Едва его спина в мятой рубашке исчезает из поля зрения, на пороге кухни возникает Хаккай.
- Ничего не поделаешь, Сэнсэй работал всю ночь.
- Ну, я тоже работал... - ноет Годзё, пока Хаккай ставит соевый соус на стол и садится. Я же так голоден, что выкрикиваю "Итадакимас", и все принимаются за еду, игнорируя Годзё.
- Ты, видимо, пил после работы, - странно, что дедушка опять поднял эту тему. Говоря это, он не смотрит на Годзё, а с ловкостью профессионального шеф-повара смешивает натто и нарезает дайкон.
- А тебе какое дело, старик?
- Шум твоего мотоцикла разбудил меня еще до рассвета.
Дедушкин взгляд способен просверлить в человеке дырку, но Годзё, аки сама невинность, как ни в чем ни бывало накладывает себе на тарелку жареную рыбу... Ага, так вот почему у дедушки такое «хорошее» настроение. Это не «дедушка, сердитый с недосыпу», а «дедушка, который уже давно на ногах». Люди, не знающие его достаточно хорошо, стараются как можно быстрее свалить куда-нибудь подальше. Все дело том, что дедушкин голос и манеры исполнены достоинства, а взгляд острый, как кинжал. Наверное, только Годзё позволено грубить деду и не получить за это по шее.
- Наслаждайся этими ранними подъемами, ибо не так уж и долго тебе осталось.
- К большому сожалению, я отдаю предпочтение сну. И хотел бы наслаждаться им до самого конца, сопляк.
- Ух ты, в этом мацумаэ-дзукэ краб [10]!
- Его Кубота-сан принёс. Очень вкусно.
Мы с Хаккаем не обращаем внимания на ругающуюся парочку и спокойно продолжаем завтракать. Удивительно, но дедушка Сандзо и мой брат всегда так общаются. Может показаться, что они... еле терпят друг друга, но это не так. То есть, они могут вот так вот собачиться, а потом спокойно заговорить о чём-нибудь типа: «Знаешь о новом тренере «Гигантов»? Туфта, а не тренер...», «Согласен…» Дело в том, что они слишком похожи... Но если я заикнусь об этом, готов поспорить, на их лицах появится одинаковое страдальческое выражение.
- О, кстати, Годзё, ты сегодня вечером работаешь? – как ни в чем ни бывало спрашиваеь Хаккай.
- Я закончил всё прошлой ночью, так что у меня выходной, - небрежно откликается мой братец.
- Отлично. Не мог бы ты почистить банные туалеты этим вечером, и посидеть за регистратурой с 5 часов. А еще... – говоря это, Хаккай как обычно мягко улыбается.
- Стоп-стоп, я только что вспомнил, что махнулся сменами!
- … не мог бы ты также вымыть комнату для переодевания? Этим вечером будет собрание общества торгового района.
- Да он не слушает... - обреченно бормочет Годзё и роняет свои палочки на стол.
После 49-го поминального дня Хаккай перестал сдерживаться в общении с нами. Думаю, это потому, что он все-таки решил стать наследником нашего бизнеса и в одиночку заботиться о доме Гэндзо. Видимо, чувствовал, что готов взвалить это на себя. Хоть я и не понимаю всего, но думаю, что так Хаккай пытался показать, как сильно он любил Кану-нээ. Не просто любил, а продолжает любить до сих пор.
Однажды, когда я сказал ему об этом, на его лице появилось странное выражение… Но затем он улыбнулся и сказал: "Я люблю Канан, но также я люблю и всю её семью". Я тогда подумал, что Хаккай просто классный, раз без всякого смущения сказал такое.
И всё равно не представляю, как описать все это в моём сочинении.
- Ты чего ухмыляешься, Гоку?
- Я не ухмыляюсь, - отвечаю, поспешно стирая с лица улыбку. Наверное, все мои мысли легко было прочесть по лицу, а уж дедушка Сандзо никогда и ничего не упускает из виду. Ему нравится наблюдать за людьми. И, когда это необходимо, он всегда молча протянет тебе руку.
Тогда, в начальной школе, я так и не смог написать это чёртово сочинение, за что был наказан учителем. Он с эдакой улыбочкой сказал: «Не такое уж это и сложное задание». И я растерялся. Чувствовал себя так, будто надо мной просто посмеялись.
Я пришёл домой и сразу поднялся к себе, даже не взглянув на недавно приготовленный ужин, хотя всегда первым делом так и поступаю. Через некоторое время в мою комнату поднялся дед...
Дедушка редко поднимается на второй этаж. Обычно он приходит только для того, чтобы наказать брата за что-то действительно серьёзное.
- В чём дело, дедушка?
- Ни в чём.
Он больше ничего не сказал, только прислонился к стене у стола, за которым я сидел, и уставился на пустой лист для эссе своими фиалковыми глазами. Лучи заходящего солнца «перекрасили» комнату в приятный оранжевый оттенок. От сигареты, зажатой между пальцев деда, лениво поднималась тонкая струйка дыма. Прощальные лучи солнца окрашивали и ее, только в другой, уже золотистый, цвет. Я отвернулся от деда и стал смотреть на закат.
- Я не смог написать сочинение, и мой учитель рассердился.
- О чём нужно было написать?
- О моей семье.
- Ты не хотел его писать?
- Нет, не в этом дело... Просто никак не мог его вместить…
- Ясно, - коротко ответил дедушка и, слегка откинув голову, выпустил струю дыма в потолок. – И что ты хочешь, чтобы я сделал?
- Э...
Я не знал. На бумаге было написано заглавие, "Моя семья". И больше ничего, потому что подходящих слов так и не нашлось. Я о стольком хотел бы рассказать, но не смог перенести свои мысли на бумагу.
Так и не дождавшись моего ответа, дедушка плавно поднял руку перед собой. Сигаретой, всё ещё зажатой между его пальцев, он указал на квадрат окна, из которого я недавно любовался закатом. Затем посмотрел мне в глаза и еле заметно улыбнулся.
- Давай. Я тебе разрешаю.
Я моргнул. Кивнул дедушке и повернулся к листам для сочинения. Через несколько секунд они превратились в два самолётика, вылетевших из моего окна. Один застрял в ветвях локвы, растущей в саду, а второй… Второй самолётик плавно полетел прямо в закат над городом, который я так хорошо знаю.
На следующий день учитель ударил меня, но я ничего не боялся. Все-таки дедушка дал мне разрешение.
- А, точно. Ваш отец прислал письмо, - говорит Хаккай, вставая.
Он протягивает мне оранжевый конверт, который стоял рядом с телефоном. Когда я открываю его, зажав палочки во рту, оттуда выпадает одна-единственная фотография. На ней – прекрасная, величественная земля и такое спокойное небо, исчезающее за горизонтом.
- Ух ты... - неосознанно шепчу я и переворачиваю фотографию. На обороте надпись, сделанная чётким мужским почерком.
- Видимо, у твоего отца всё в порядке.
- Он пишет, что, возможно, приедет на Новый год.
- Что значит «возможно»? - фыркает Годзё, забирая у меня фотографию.
На конверте стоит штамп Найроби, но это вовсе не значит, что Кэнрэн сейчас там. Он, наверное, всегда отправляет письма из относительно спокойных и мирных мест, чтобы мы за него не волновались. Такой уж он человек, вечный странник, хоть и рассеянный иногда.
- Показать письмо Тэн-тяну?
- Тут ещё один конверт, адресованный Сэнсэю.
- Занят, как всегда, - говорит дедушка скучающим голосом, будто про незнакомого человека...
Дедушка Сандзо и папа не очень похожи: ни внешне, ни характером. И все же у них есть по крайней мере одна общая черта – выбирать свой собственный путь без колебаний.
Я слышу знакомый резкий голос и звук открывающейся без звонка двери.
- Гоку-у! Мы опоздаем!
- Чёрт, - голос друга выдёргивает меня в реальность. Смотрю на часы и вижу, что минутная стрелка уже прошла то место, где ей следовало бы быть.
- Токито-кун зашёл за тобой. Можешь не мыть тарелки.
- Извини, Хаккай.
- Ах, школьные злоключения.
- Ты всегда опаздывал, пока учился в школе. Гоку, не беги слишком быстро.
- О’кей.
Может, мы и не похожи на другие семьи, но я люблю их. Каждого из них.
- Я ушёл!
С этими словами я поворачиваюсь на пятках и оставляю свой любимый обеденный стол за спиной. Запрыгнув в разбитые кроссовки, я выбегаю через заднюю дверь. Меня в одночасье окружает мягкий аромат деревьев, легкий ветерок ерошит волосы. Токито машет мне рукой и приветствует весёлым «Йоу!», я отвечаю ему тем же.
- Гоку, на каком ты уровне?
- Всё ещё на 25-м. Вчера после школы помылся и сразу же вырубился.
Мы как обычно треплемся об играх, пока я снимаю велик (спортивная модель шоссейного типа [11]), ака Кинтон [12] с маленькой подставки на углу бани. Папа купил мне его, когда я поступил в старшую школу.
В саду бегает Джип, помесь шпица и акита-ину. Он лает один раз и задирает свой белый хвост. Я улыбаюсь ему. Отъехав немного, оглядываюсь.
Смотрю на свой старый дом, такой до боли знакомый…
Тэн-тян курит у окна на втором этаже. Он замечает, что я оглянулся, и сонно улыбается мне.
Над черепичной кровлей поднимается тонкая струйка дыма (как всегда бывает осенью), разрезая надвое прозрачную осеннюю синь и поднимаясь прямо к небесам. Это своего рода «указатель», который в любой момент приведет меня к дому.
Поэтому я могу расслабиться и идти вперед.
Если вспомнить хорошенько, то именно так я тогда и думал.
Забудьте о восьми сотнях знаков. И тысячи листов будет мало.
Знаете, какая у нас весёлая жизнь? Как я люблю эту семью?
Слов не хватит, чтобы описать все...
Небольшое заключение
(ночному небу, сразу после ванны)
Как уже было сказано во введении, идея этой маленькой истории зародилась на сайте MinekuraKazuya.net, и я написала, что эту историю на сайте опубликуют. Однако потом я получила письмо из Tokuma Publishing с просьбой не делать этого. Поэтому история так и не была опубликована. Мне очень жаль...
Но, видимо, издать её в виде такой вот маленькой додзи было можно. Я не могла позволить этой возможности ускользнуть (смеется). Но так как это додзя для Saiyuki Festa, то главные герои принадлежат только миру Саюки.
Что будет дальше?.. Несмотря на то, что это только одна из параллельных вселенных, созданных моей фантазией, я не знаю, когда и как смогу об этом рассказать (слишком сильное увлечение игрой с ними неизбежно скажется на моей работе)… Но если всем понравилась эта история, то, может быть, у меня получится бегло набросать кое-какие сцены и истории в своём блоге. Было бы здорово, если читатели смогут продолжить придумывать хроники бани уже сами.
И если они хоть немного пришлись вам по душе, то для меня, как их мамы, нет большего счастья.
Примечания:
1. «Backgammon 1», «Backgammon 2» and «Backgammon 3» – серия артбуков, избранных иллюстраций из некоторых работ Минэкуры Кадзуи (Saiyuki, Salty Dog, Wild Adapter) без определенного контекста. Существует еще «Backgammon Remix», включающий в себя «избранные» иллюстрации из 1, 2 и 3 «Backgammon».
2. «Саюки: хроники экстремальной бани». В данном случае (最湯記
– это омофон всем нам известного «Саюки: хроники экстремального путешествия на Запад». Сэнсэй заменила иероглиф «путешествие» (遊 yuu) на иероглиф, обозначающий «горячая вода» или «баня» (湯 yu).
3. Нээ – сокращение от oneesan (姉 – старшая сестра.
4. Нии – сокращение от oniisan (兄貴 – старший брат.
5. (芸夢 Омофон слова Game, записанный иероглифами «представление\искусство\умение» и «мечта».
6. В Японии сочинения, эссе и т.п. пишутся на специальной бумаге, разбитой на квадраты. Примерно 400 квадратов на лист, по одному иероглифу/знаку в каждый квадрат. Т. е. Гоку выдали два таких листа.
7. Ссылка на полный вариант
8. Танэда Сантока (種田山頭火) был дзэн-буддистским жрецом, писал хайку.
9. 49-й день поминовения. В буддизме считается, что к этому дню душа находит путь к следующей инкарнации, поэтому семья в этот день проводит службу.
10. Matsumae-zuke – блюдо из маринованной ламинарии и кальмара, которым славится Хоккайдо.
11. Шоссейные велосипеды подходят для езды по асфальту, они могут развивать высокую скорость, благодаря узким шинам, тонкому и легкому корпусу. Возможно, здесь имелась ввиду гибридная модель, которая обладает частью характеристик горных велосипедов и некоторыми характеристиками шоссейных.
12. Kintoun (觔斗雲) – название летающего облака короля обезьян.
Перевод на английский: konnyakuhonyaku (здесь)
Перевод на русский: Анунах
Бета: kierana
читать дальшеПримечание английского переводчика:
Это начало буклета nitro Test Tube Storys с Saiyuki Festa’09.
Перед Вами вступительное слово Минэкуры-сэнсэй, а также первый из рассказов, «Саюки: хроники экстремальной бани». Гоку знакомит нас со своей безумной семьёй (различными персонажами мира Саюки), владеющей общественной баней.
От автора
Всем привет, это Минэкура Кадзуя. Спасибо, что купили эту небольшую книжечку.
Я уже очень давно не издавала додзинси, поэтому была охвачена безумной паникой. Кроме того, меня просили не включать в эту книгу ни мангу, ни рисунки вообще. Плюс, до сдачи текста в издательство оставалось всего несколько дней (и это притом, что официально я была в отпуске). Можно сказать, что эта книжка была подготовлена за один день...
Поводом для еще большей паники послужил и тот факт, что мне была предоставлена полная свобода действий (в выборе материалов для рассказа и т.п.). Ведь раньше, когда я писала додзинси, условия для работы были совсем иными. Так что простите меня, если обнаружите много орфографических ошибок... Но это было весело.
В отличие от двух других книг, изданных одновременно, в этом сборнике мои персонажи несколько отличаются от уже привычных Вам. Цикл «Backgammon» [1] изначально включал в себя не только героев Саюки, в нём упоминались также Кубо-Токи и Базгеймер (Honeycomb тогда ещё не был начат). Мне хотелось создать хотя бы одну историю, на которой можно было бы написать: «Это Backgammon!»
Истории, собранные в этой книжечке, вращаются вокруг героев мира Саюки, поэтому я надеюсь, что фанаты этой моей работы не без удовольствия прочтут их. А еще мне бы очень хотелось пробудить хоть каплю интереса к другим моим персонажам.
Надеюсь, вам понравится.
«Приключения удивительны!»
«Саюки: хроники экстремальной бани» [2]
Это записки о самой что ни на есть обычной семье, которой принадлежит общественная баня в центре города.
[КАРТА ПЕРСОНАЖЕЙ]
Семья Гэндзо
Кондзэн (бабушка). Отошла в мир иной.
Сандзо (дедушка). На пенсии. Грубый и упрямый старик. Хобби - чтение китайской поэзии.
Их дети:
Кэнрэн (папа). Отец Годзё и Гоку. Телеоператор в горячих точках. На момент повествования - в отъезде.
Канан (Кана-нээ [3]). Умерла в результате аварии несколько лет назад. Была женой Хаккая, занималась финансами дома Гэндзо и распределением обязанностей.
Нобута (Нобу-нии [4]). Дядя Гоку и Годзё. Безответственный бездельник, изредка забредающий домой.
Хаккай. Юный наследник бани «Саюки» по линии жены. После смерти Канан взвалил на себя все заботы по домашнему хозяйству.
Внуки:
Гоку. Главный герой. Простоват, энергичен, учится в старшей школе.
Годзё. Старший брат Гоку. Его выгнали из школы. Работает на полставки. Постоянно ругается с дедушкой. Хаккай ненавязчиво старается повлиять на него.
Другие персонажи:
Тэмпо (Тэн-тян). Не слишком известный писатель. Лучший друг Кэнрэна со времён учебы в колледже. Живёт в доме Гэндзо.
Люди из торгового района
Мисиба. Работает официантом в кафе «Гейму» [5], расположенном напротив бани «Саюки». С непроницаемым лицом угощает семью Гэндзо, когда у них случаются какие-нибудь проблемы.
Друзья
Токито. Одноклассник и лучший друг Гоку. Очень честен. В силу некоторых причин живёт вместе с Куботой.
Кубота. Владелец фирмы по уборке помещений, находящейся по соседству с баней «Саюки». В подвале организовал лавочку маджонга. Защищает Токито.
Сайто. Единственный сын владельца «Магазина напитков Сайто». Поставляет алкоголь в дом Гэндзо. Частенько играет с Гоку и Токито в компьютерные игры. То появляется, то исчезает.
«Саюки: хроники экстремальной бани» – это параллельная вселенная, родившаяся на мобильной версии сайта MinekuraKazuya.net. Минэкура-сэнсэй придумала её, отвечая на вопрос: «А что, если бы Ваши персонажи были семьей?» Хотите знать больше – посетите, пожалуйста, сайт MinekuraKazuya.net (www.minekura.net/pc/index.html).
Небольшое вступление
Случилось это, когда я ещё учился в начальной школе. Мне дали домашнее задание: написать сочинение о своей семье на 800 знаков [6]. Я сидел перед чистыми листами и не представлял, что мне делать.
Моя семья владеет общественной баней ещё со времён пра-прадедушки. Дедушка Сандзо занимается регистратурой, бабушка умерла довольно рано. Дедов сын, мой папа, работает оператором и вечно в разъездах. Мама же умерла, подарив мне жизнь. У меня есть придурок-брат, он старше на 4 года. Моя тетя, Кана-нээ, пока была жива, присматривала за хозяйством. Ещё у меня есть дядя, Нобу-нии, но он редко появляется дома...
Написать сочинение «Моя семья» на 800 знаков возможно… Но в моем случае этого едва хватит на вступление.
Знаете, какая у нас весёлая жизнь? Как я люблю эту семью?
Слов не хватит, чтобы описать все...
Глава 1. Утро в семье Гэндзо
When a Kamchatka youth
Is dreaming of giraffes,
A Mexican girl is waiting for the bus
In the morning haze.
Tanikawa Shuntaro «Morning Relay» [7]
(Когда дети Камчатки
Видят во сне жирафов,
Мексиканская девочка ждёт автобус
В утренней дымке.
Таникава Сюнтаро, «Утренняя дымка»)
Это из стиха “Утренняя дымка”, который я вчера прочёл в учебнике японского... Не сказал бы, что обожаю поэзию или хайку, но каждое утро у меня в голове вертится одна и та же мысль: где-то там, под моими ногами... прямо сейчас, на другой стороне мира властвует ночь.
И неважно, насколько длинной и бесконечной она кажется, утро обязательно наступит.
Что-то звенит, будто издалека, обрывая сон. Сквозь щель в синих клетчатых шторах прорывается белый, ослепительно яркий сноп света. Пока я просыпаюсь, каждая клетка в моём теле начинает смутно осознавать, что уже утро.
Я встаю, хорошенько потягиваюсь, разминая спину, и утираю слюну. Вроде бы мне снилось что-то яркое, фантастическое, аж рот пересох. Я озираюсь в поисках источника звона, отдающегося в комнате эхом, и вижу свой будильник, завалившийся за кровать и отчаянно звенящий где-то между стеной и кроватной рамой... Наверное, я сам его туда сбросил.
Спасаю будильник, и он, наконец, перестаёт звенеть. Теперь я могу слышать, как дедушка Сандзо декламирует в маленьком саду внизу. Голос у него звучный, низкий, совсем как у монаха. Сегодня с утра он читает «Сутру сердца» Танэды Сантоки [8]. Должно быть, дедушка в хорошем настроении, раз выбрал эту сутру.
- И погода ничего...
Я раздвигаю шторы и вижу бесконечное, осеннее, по-утреннему прохладное и чистое голубое небо, заключенное в объятья старой рамы. Глядя на его мягкий оттенок, я с удовольствием потягиваюсь снова. Не удосужившись снять майку, в которой спал, выхожу из комнаты и спускаюсь по дряхлой скрипучей лестнице. На середине спуска я встречаю дядю, поднимающегося мне навстречу.
- Привет, Хаккай!
- Доброе утро, Гоку.
Мой дядя (хоть он и слишком молод, чтобы называть его так), выглядит свежо, словно только что выстиранная рубашка. Он одаривает меня ослепительной улыбкой (ей самое место в рекламе какого-нибудь стирального порошка) и говорит:
- Я рад, что ты всегда рано встаёшь, Гоку.
- В смысле... А, ты собирался будить Годзё.
- Да. Я постоянно твержу ему, что мы должны хотя бы завтракать вместе.
- Я сам его разбужу. Возвращайся вниз, Хаккай.
До того, как он успевает поблагодарить меня обычным нежным «спасибо», я поворачиваюсь и «проскрипываю» свой путь в обратном направлении. Прохожу мимо своей спальни и останавливаюсь перед следующей дверью. Лак на ней ободран во многих местах. Я стучу три раза, так громко, как только могу... Очень возможно, что именно поэтому лак и слазит.
- Годзё-о-о-о!!!
Ответа нет. Приоткрываю скрипучую дверь и зову снова. Ответа по-прежнему нет. Я, не подумав, пытаюсь распахнуть её шире, но она ударяется обо что-то. Этим «чем-то» оказывается целая гора журналов, которая под напором двери рассыпается по черному ковру.
- Ну и вонь…
Один шаг внутрь, и с ног сбивает аромат пота пополам с перегаром, к которому примешивается еще и слабый запах сигарет известной марки… Насколько я помню, почти так же пахло в комнате у папы. Черные шторы не пропускают солнечные лучи, поэтому в здесь царит сумрак. Из-под черно-белого одеяла торчат волосы ненатурального красного цвета.
- Уже утро. Годзё, вставай.
Поставив ногу на спину брата, начинаю толкать его. И не потому, что ленюсь. В начальной школе я обычно падал животом на спину Годзё, чтобы разбудить его. Но быстро избавился от этой привычки, когда услышал по радио историю мальчика, делавшего точно так же. Он допрыгался до того, что сломал своему папочке его утренний «стояк»... Одной такой истории достаточно, чтобы у мужчины яйца съёжились от ужаса.
- Ар-р... - Годзё вздрагивает под одеялами и рычит, впрочем, не удосужившись даже повернуться.
- Годзё, вставай! Завтрак!
- Не смей пинать меня, тупая обезьяна! - неожиданно из-под одеял выныривает длинная голая рука, пытающаяся схватить мою ногу для ответной расправы.
- Я тебя не пинал, а только потряс рукой.
Услышал это неубедительное враньё, Годзё медленно поворачивается ко мне, выгнув одну бровь (классический взгляд отморозка). Пока мой братец находится в состоянии покоя, то может показаться, что он абсолютно нормален. Но в своем обычном состоянии вульгарность из него так и прёт.
- Это был твоя нога.
- Рука. Ты перепутал, потому что был сонный.
Годзё издаёт презрительное "тч", изображая полнейшее равнодушие, и зарывается лицом в большую подушку.
Вообще-то я не умею лгать или хранить секреты, но с Годзё это выходит само собой. Не потому, что мы не ладим. Если сравнивать с любыми другими братьями на этой планете, то мы очень даже неплохо уживаемся. Думаю, мы больше похожи на друзей, и плевать на какую-то там разницу в возрасте.
- Ну же, пора завтракать.
- Пофиг... Ты вообще представляешь, во сколько я вернулся домой...
- Ты не голоден?
- Нет.
- Хаккай разозлится.
- ...
Годзё замолкает, и видок у него – будто я зачитал ему смертный приговор.
Поворачиваюсь к братцу спиной и выхожу из комнаты.
- По крайней мере, я тебя разбудил, как обещал.
Мда, Годзё наверняка скоро встанет, раз уж он так задумался о том, что я сказал.
Умывшись и почистив зубы в ванной на втором этаже, заворачиваю к себе и быстро переодеваюсь в школьную форму. Я всегда забываю, как нужно завязывать галстук, поэтому никогда не развязываю его. Заправив галстук под воротничок рубашки, слегка затягиваю узел. В моём потрёпанном рюкзаке почти нет книг. Забросив его на левое плечо, я сбегаю вниз. На кухню, следуя за запахом жареной рыбы. За столом уже сидят двое мужчин.
- Доброе утро, дедушка.
- Угу...
Дедушка Сандзо бросает на меня внимательный взгляд поверх газеты... Он действительно в хорошем настроении, раз так быстро мне ответил, да и его обычно резкий взгляд сегодня мягок... Но я не думаю, что кто-либо посторонний смог бы уловить разницу.
- Доброго утра, Тэн-тян. Что-то ты сегодня рановато поднялся.
- Успел закончить в срок...
Писатель апатично опёрся рукой о спинку стула, попивая кофе и утомлённо куря короткую сигарету. Глаза его за стёклами чёрно-зелёных старомодных очков были прикрыты, на лице – отсутствующее выражение. И все же он еле заметно улыбался. Жуть.
Наверное, это у него отходняк после работы, но готов поспорить, он не знает об этой своей улыбке. Его лицо можно было бы назвать привлекательным, но долго смотреть на него – нет уж, увольте. А эти длинные чёрные волосы, взлохмаченные после бессонной ночи, лоснятся... Кажется, их уже давненько не мыли.
Пройдя столовую, я вхожу в комнату в японском стиле и опускаюсь на колени перед деревянным алтарём в углу. Беру тонкую палочку и звоню в бледно-золотой колокольчик, покоящийся на подушечке. Чистый, успокаивающий звук наполняет комнату. До того, как он полностью исчезает, я с громким хлопком соединяю ладони перед нашим домашним алтарём. Это мой собственный небольшой ритуал, с самого детства.
Я смотрю на две фотографии в обрамлении цветов. На одной из них - бабушка, на другой - Кана-нээ. Моя тётя Канан.
Я никогда не видел бабушку Кондзэн, но, глядя на маленькое чёрно-белое фото, ее сходство с дедушкой сразу бросается в глаза. Говорят, что все супруги похожи друг на друга. Сейчас мне кажется, что у Каны-нээ и Хаккая тоже много общего... Хотя в браке они прожили всего два года.
Дядя Хаккай вошёл в нашу семью, когда я учился в 7-м классе. В один прекрасный день, без предупреждения, Кана-нээ, всегда присматривавшая за хозяйством и ведавшая всеми финансами бани, неожиданно сказала: «Я собираюсь за него замуж». И привела в дом милого, симпатичного парня. Это заставило нас задуматься. Оказывается, эти двое начали встречались еще в колледже, а семья даже не подозревала об этом. Кану-нээ и краном не сдвинешь, если она приняла решение. Поэтому дедушка дал свое согласие.
Мда, очень в её духе. Может быть, она торопилась, потому что что-то предчувствовала. Канна-нээ покинула этот мир в результате случайной дорожной аварии. Детей у неё не было. Она оставила нас, свою семью, и любимого мужа, который должен был не только справиться с этой тяжелой утратой, но и стать «молодым хозяином» нашего бизнеса.
Время шло, но семья Гэндзо так и оставалась заперта в бесконечной ночи. Я понял, какое влияние оказывало существование одного-единственного человека на всю семью. Хоть фотографии моей мамы нет на алтаре (папа отказался ставить её туда)... Думаю, что когда она умерла, всё было примерно так же. Как бы мы ни бодрились, дом покрыла просто непробиваемая завеса тьмы, сквозь которую не проникал ни один лучика солнца.
На 49-й день поминовения [9] Каны-нээ дедушка Сандзо сказал Хаккаю:
- Никто не будет винить тебя, если ты покинешь этот дом.
На следующее утро Хаккай разбудил нас как ни в чем не бывало, как обычно чародействовал на кухне… Даже спросил обычным голосом: "Могу я купить тефлоновую сковородку?" А потом улыбнулся своей привычной мягкой улыбкой. Дедушка Сандзо помолчал немного, а затем коротко ответил: "Делай, что хочешь". Вот и все. Я подумал... что этими своими словами Хаккай проделал в темной завесе дыру, в которую, наконец, стал поступать воздух. Впервые за долгое время я съел три полные чашки риса.
Ночь не исчезла... Но утро наступает всегда. Оно приходит ко всем, даже к «детям Камчатки», без осечек. Сегодня Кана-нээ с улыбкой смотрит на нас с фотографии на алтаре.
- Гоку, ты не отнесёшь эти тарелки на стол?
- О’кей.
Хаккай возится с рисом на кухне, а я быстренько перетаскиваю тарелки. Взрослые хвалят меня за шустрость, а я просто люблю бегать с места на место.
- Отлично... Сэнсэю только мисо-суп.
- А остальное?
- Он сказал, что после завтрака ляжет спать.
За столом Сэнсэй одним глотком выпивает свой мисо-суп с дайконом и счастливо вздыхает. Человек, которого все зовут Сэнсэем, на самом деле мало кому известный писатель. Он приживала в нашем доме, обитает в задней комнате наверху. Сенсэй лучший друг папы - Кэнрэна - ещё с колледжа. Пока папа ездит по миру, он использует его комнату как кабинет. Мой настойчивый папаша притащил его к нам, потому, что (оставим за скобками писательские таланты) Тэмпо совершенно не в состоянии сам о себе позаботиться. Кэнрэн вынужден был даже сказать ему: «Слушай, пока ты живёшь в моём доме, принимай иногда ванну, о’кей?» Ведь мы же владеем БАНЕЙ, в конце-то концов!..
Пока я украдкой щипаю натто из маленькой миски жёлтого дерева, стоящей на столе, в столовую, широко зевая, спускается Годзё.
- О, Сэнсэй, давно не виделись…
- Это не мимо тебя я прошёл в туалет на рассвете?
- Не помню, я был пьян.
- Да, я тоже не помню.
Отличное сочетание двух придурков с утра пораньше: одного – страдающего от похмелья, другого – от недосыпу… Которые при всем этом стараются вести светскую беседу.
Тэмпо зевает так, что видны его зубы мудрости. Он потягивается и трёт так и слипающиеся уголки глаз.
- Ну, я на боковую. Гоку, хорошего дня.
- Ага. Спокойной ночи!
- На боковую? Не честно...
Не ожидая ответа, Годзё, которого я только что разбудил, наблюдает за покидающим столовую Сэнсэем. Едва его спина в мятой рубашке исчезает из поля зрения, на пороге кухни возникает Хаккай.
- Ничего не поделаешь, Сэнсэй работал всю ночь.
- Ну, я тоже работал... - ноет Годзё, пока Хаккай ставит соевый соус на стол и садится. Я же так голоден, что выкрикиваю "Итадакимас", и все принимаются за еду, игнорируя Годзё.
- Ты, видимо, пил после работы, - странно, что дедушка опять поднял эту тему. Говоря это, он не смотрит на Годзё, а с ловкостью профессионального шеф-повара смешивает натто и нарезает дайкон.
- А тебе какое дело, старик?
- Шум твоего мотоцикла разбудил меня еще до рассвета.
Дедушкин взгляд способен просверлить в человеке дырку, но Годзё, аки сама невинность, как ни в чем ни бывало накладывает себе на тарелку жареную рыбу... Ага, так вот почему у дедушки такое «хорошее» настроение. Это не «дедушка, сердитый с недосыпу», а «дедушка, который уже давно на ногах». Люди, не знающие его достаточно хорошо, стараются как можно быстрее свалить куда-нибудь подальше. Все дело том, что дедушкин голос и манеры исполнены достоинства, а взгляд острый, как кинжал. Наверное, только Годзё позволено грубить деду и не получить за это по шее.
- Наслаждайся этими ранними подъемами, ибо не так уж и долго тебе осталось.
- К большому сожалению, я отдаю предпочтение сну. И хотел бы наслаждаться им до самого конца, сопляк.
- Ух ты, в этом мацумаэ-дзукэ краб [10]!
- Его Кубота-сан принёс. Очень вкусно.
Мы с Хаккаем не обращаем внимания на ругающуюся парочку и спокойно продолжаем завтракать. Удивительно, но дедушка Сандзо и мой брат всегда так общаются. Может показаться, что они... еле терпят друг друга, но это не так. То есть, они могут вот так вот собачиться, а потом спокойно заговорить о чём-нибудь типа: «Знаешь о новом тренере «Гигантов»? Туфта, а не тренер...», «Согласен…» Дело в том, что они слишком похожи... Но если я заикнусь об этом, готов поспорить, на их лицах появится одинаковое страдальческое выражение.
- О, кстати, Годзё, ты сегодня вечером работаешь? – как ни в чем ни бывало спрашиваеь Хаккай.
- Я закончил всё прошлой ночью, так что у меня выходной, - небрежно откликается мой братец.
- Отлично. Не мог бы ты почистить банные туалеты этим вечером, и посидеть за регистратурой с 5 часов. А еще... – говоря это, Хаккай как обычно мягко улыбается.
- Стоп-стоп, я только что вспомнил, что махнулся сменами!
- … не мог бы ты также вымыть комнату для переодевания? Этим вечером будет собрание общества торгового района.
- Да он не слушает... - обреченно бормочет Годзё и роняет свои палочки на стол.
После 49-го поминального дня Хаккай перестал сдерживаться в общении с нами. Думаю, это потому, что он все-таки решил стать наследником нашего бизнеса и в одиночку заботиться о доме Гэндзо. Видимо, чувствовал, что готов взвалить это на себя. Хоть я и не понимаю всего, но думаю, что так Хаккай пытался показать, как сильно он любил Кану-нээ. Не просто любил, а продолжает любить до сих пор.
Однажды, когда я сказал ему об этом, на его лице появилось странное выражение… Но затем он улыбнулся и сказал: "Я люблю Канан, но также я люблю и всю её семью". Я тогда подумал, что Хаккай просто классный, раз без всякого смущения сказал такое.
И всё равно не представляю, как описать все это в моём сочинении.
- Ты чего ухмыляешься, Гоку?
- Я не ухмыляюсь, - отвечаю, поспешно стирая с лица улыбку. Наверное, все мои мысли легко было прочесть по лицу, а уж дедушка Сандзо никогда и ничего не упускает из виду. Ему нравится наблюдать за людьми. И, когда это необходимо, он всегда молча протянет тебе руку.
Тогда, в начальной школе, я так и не смог написать это чёртово сочинение, за что был наказан учителем. Он с эдакой улыбочкой сказал: «Не такое уж это и сложное задание». И я растерялся. Чувствовал себя так, будто надо мной просто посмеялись.
Я пришёл домой и сразу поднялся к себе, даже не взглянув на недавно приготовленный ужин, хотя всегда первым делом так и поступаю. Через некоторое время в мою комнату поднялся дед...
Дедушка редко поднимается на второй этаж. Обычно он приходит только для того, чтобы наказать брата за что-то действительно серьёзное.
- В чём дело, дедушка?
- Ни в чём.
Он больше ничего не сказал, только прислонился к стене у стола, за которым я сидел, и уставился на пустой лист для эссе своими фиалковыми глазами. Лучи заходящего солнца «перекрасили» комнату в приятный оранжевый оттенок. От сигареты, зажатой между пальцев деда, лениво поднималась тонкая струйка дыма. Прощальные лучи солнца окрашивали и ее, только в другой, уже золотистый, цвет. Я отвернулся от деда и стал смотреть на закат.
- Я не смог написать сочинение, и мой учитель рассердился.
- О чём нужно было написать?
- О моей семье.
- Ты не хотел его писать?
- Нет, не в этом дело... Просто никак не мог его вместить…
- Ясно, - коротко ответил дедушка и, слегка откинув голову, выпустил струю дыма в потолок. – И что ты хочешь, чтобы я сделал?
- Э...
Я не знал. На бумаге было написано заглавие, "Моя семья". И больше ничего, потому что подходящих слов так и не нашлось. Я о стольком хотел бы рассказать, но не смог перенести свои мысли на бумагу.
Так и не дождавшись моего ответа, дедушка плавно поднял руку перед собой. Сигаретой, всё ещё зажатой между его пальцев, он указал на квадрат окна, из которого я недавно любовался закатом. Затем посмотрел мне в глаза и еле заметно улыбнулся.
- Давай. Я тебе разрешаю.
Я моргнул. Кивнул дедушке и повернулся к листам для сочинения. Через несколько секунд они превратились в два самолётика, вылетевших из моего окна. Один застрял в ветвях локвы, растущей в саду, а второй… Второй самолётик плавно полетел прямо в закат над городом, который я так хорошо знаю.
На следующий день учитель ударил меня, но я ничего не боялся. Все-таки дедушка дал мне разрешение.
- А, точно. Ваш отец прислал письмо, - говорит Хаккай, вставая.
Он протягивает мне оранжевый конверт, который стоял рядом с телефоном. Когда я открываю его, зажав палочки во рту, оттуда выпадает одна-единственная фотография. На ней – прекрасная, величественная земля и такое спокойное небо, исчезающее за горизонтом.
- Ух ты... - неосознанно шепчу я и переворачиваю фотографию. На обороте надпись, сделанная чётким мужским почерком.
- Видимо, у твоего отца всё в порядке.
- Он пишет, что, возможно, приедет на Новый год.
- Что значит «возможно»? - фыркает Годзё, забирая у меня фотографию.
На конверте стоит штамп Найроби, но это вовсе не значит, что Кэнрэн сейчас там. Он, наверное, всегда отправляет письма из относительно спокойных и мирных мест, чтобы мы за него не волновались. Такой уж он человек, вечный странник, хоть и рассеянный иногда.
- Показать письмо Тэн-тяну?
- Тут ещё один конверт, адресованный Сэнсэю.
- Занят, как всегда, - говорит дедушка скучающим голосом, будто про незнакомого человека...
Дедушка Сандзо и папа не очень похожи: ни внешне, ни характером. И все же у них есть по крайней мере одна общая черта – выбирать свой собственный путь без колебаний.
Я слышу знакомый резкий голос и звук открывающейся без звонка двери.
- Гоку-у! Мы опоздаем!
- Чёрт, - голос друга выдёргивает меня в реальность. Смотрю на часы и вижу, что минутная стрелка уже прошла то место, где ей следовало бы быть.
- Токито-кун зашёл за тобой. Можешь не мыть тарелки.
- Извини, Хаккай.
- Ах, школьные злоключения.
- Ты всегда опаздывал, пока учился в школе. Гоку, не беги слишком быстро.
- О’кей.
Может, мы и не похожи на другие семьи, но я люблю их. Каждого из них.
- Я ушёл!
С этими словами я поворачиваюсь на пятках и оставляю свой любимый обеденный стол за спиной. Запрыгнув в разбитые кроссовки, я выбегаю через заднюю дверь. Меня в одночасье окружает мягкий аромат деревьев, легкий ветерок ерошит волосы. Токито машет мне рукой и приветствует весёлым «Йоу!», я отвечаю ему тем же.
- Гоку, на каком ты уровне?
- Всё ещё на 25-м. Вчера после школы помылся и сразу же вырубился.
Мы как обычно треплемся об играх, пока я снимаю велик (спортивная модель шоссейного типа [11]), ака Кинтон [12] с маленькой подставки на углу бани. Папа купил мне его, когда я поступил в старшую школу.
В саду бегает Джип, помесь шпица и акита-ину. Он лает один раз и задирает свой белый хвост. Я улыбаюсь ему. Отъехав немного, оглядываюсь.
Смотрю на свой старый дом, такой до боли знакомый…
Тэн-тян курит у окна на втором этаже. Он замечает, что я оглянулся, и сонно улыбается мне.
Над черепичной кровлей поднимается тонкая струйка дыма (как всегда бывает осенью), разрезая надвое прозрачную осеннюю синь и поднимаясь прямо к небесам. Это своего рода «указатель», который в любой момент приведет меня к дому.
Поэтому я могу расслабиться и идти вперед.
Если вспомнить хорошенько, то именно так я тогда и думал.
Забудьте о восьми сотнях знаков. И тысячи листов будет мало.
Знаете, какая у нас весёлая жизнь? Как я люблю эту семью?
Слов не хватит, чтобы описать все...
Небольшое заключение
(ночному небу, сразу после ванны)
Как уже было сказано во введении, идея этой маленькой истории зародилась на сайте MinekuraKazuya.net, и я написала, что эту историю на сайте опубликуют. Однако потом я получила письмо из Tokuma Publishing с просьбой не делать этого. Поэтому история так и не была опубликована. Мне очень жаль...
Но, видимо, издать её в виде такой вот маленькой додзи было можно. Я не могла позволить этой возможности ускользнуть (смеется). Но так как это додзя для Saiyuki Festa, то главные герои принадлежат только миру Саюки.
Что будет дальше?.. Несмотря на то, что это только одна из параллельных вселенных, созданных моей фантазией, я не знаю, когда и как смогу об этом рассказать (слишком сильное увлечение игрой с ними неизбежно скажется на моей работе)… Но если всем понравилась эта история, то, может быть, у меня получится бегло набросать кое-какие сцены и истории в своём блоге. Было бы здорово, если читатели смогут продолжить придумывать хроники бани уже сами.
И если они хоть немного пришлись вам по душе, то для меня, как их мамы, нет большего счастья.
Примечания:
1. «Backgammon 1», «Backgammon 2» and «Backgammon 3» – серия артбуков, избранных иллюстраций из некоторых работ Минэкуры Кадзуи (Saiyuki, Salty Dog, Wild Adapter) без определенного контекста. Существует еще «Backgammon Remix», включающий в себя «избранные» иллюстрации из 1, 2 и 3 «Backgammon».
2. «Саюки: хроники экстремальной бани». В данном случае (最湯記
– это омофон всем нам известного «Саюки: хроники экстремального путешествия на Запад». Сэнсэй заменила иероглиф «путешествие» (遊 yuu) на иероглиф, обозначающий «горячая вода» или «баня» (湯 yu).3. Нээ – сокращение от oneesan (姉
– старшая сестра.4. Нии – сокращение от oniisan (兄貴
– старший брат.5. (芸夢
Омофон слова Game, записанный иероглифами «представление\искусство\умение» и «мечта».6. В Японии сочинения, эссе и т.п. пишутся на специальной бумаге, разбитой на квадраты. Примерно 400 квадратов на лист, по одному иероглифу/знаку в каждый квадрат. Т. е. Гоку выдали два таких листа.
7. Ссылка на полный вариант
8. Танэда Сантока (種田山頭火) был дзэн-буддистским жрецом, писал хайку.
9. 49-й день поминовения. В буддизме считается, что к этому дню душа находит путь к следующей инкарнации, поэтому семья в этот день проводит службу.
10. Matsumae-zuke – блюдо из маринованной ламинарии и кальмара, которым славится Хоккайдо.
11. Шоссейные велосипеды подходят для езды по асфальту, они могут развивать высокую скорость, благодаря узким шинам, тонкому и легкому корпусу. Возможно, здесь имелась ввиду гибридная модель, которая обладает частью характеристик горных велосипедов и некоторыми характеристиками шоссейных.
12. Kintoun (觔斗雲) – название летающего облака короля обезьян.
@темы: Saiyuki, Перевод на русский
-
-
19.02.2011 в 07:59-
-
19.02.2011 в 10:08-
-
19.02.2011 в 10:50-
-
19.02.2011 в 12:13-
-
19.02.2011 в 13:42это чудесно же Ж)
-
-
19.02.2011 в 17:54бабушка убила... это тот, кто я думаю или есть надежда?
-
-
19.02.2011 в 17:58-
-
19.02.2011 в 19:29bezjalosny_fossy Оставьте всякую надежду
-
-
19.02.2011 в 22:22-
-
19.02.2011 в 22:28Оставьте всякую надежду
-
-
19.02.2011 в 23:33-
-
19.02.2011 в 23:58А Санзо отстреливался)))
-
-
20.02.2011 в 02:28